Кузница милосердия
Шрифт:
Смотрю, как больной лезет поганой лапой в пачку, ворочается там, шшупает себе чего понаваристее.
А после мой приятель равнодушным голосом замечает:
– Зря ты ему дал в пачку лезть рукой. Это больной с кожной кафедры. Я его курировал.
– Ясненько, - говорю.
Снялся с места и пошел в химический корпус, где наши курили под лестницей, осторожно сверкали оттуда не то сигаретами, не то глазами. Там я держал такую речь:
– Мужики, я курить бросил. Баста. Налетайте, разбирайте.
Как они кинулись! Пачку разодрали единым ударом прокуренного
Когда они сыто задымили, я продолжил выступление. Объяснил им, в чем штука.
Никакой театральной мелодрамы с эффектным концом не получилось, потому что не стал же я стоять-дожидаться, побежал.
Седые рецепты
Мне зачитывали выдержки из 30-томной медицинской энциклопедии под редакцией Семашко, выпуска 1927 года.
Там изложены дедовские приемы, ныне, увы, прочно забытые. А зря. Гордиться славою предков не только можно, но и должно.
Например, при истерии лучшим лекарством была "настойка струи бобра". Знакомый, который мне все это прочитал, никак не мог выяснить, что же это такое. Наконец нашел: оказалось, что ее делают из препуциальных желез бобра, которые, стало быть, располагаются под его крайней плотью; очень вонючая жидкость.
И мне теперь не дает покоя вопрос: из живого бобра вытягивают эту живую воду или из покойного? Потому как мало словить бобра, отвлечь его от социалистического строительства - ему еще нужно сдвинуть крайнюю плоть, подергать все это дело, подставить склянку. Или явить ему какой-нибудь эротический образ, чтобы увеличилась рабочая поверхность органа - в общем, весьма дорогой препарат. Зато любую истерию - как рукой.
Еще там расхваливали пиявок, вкупе с хитроумными устройствами для их полостного внедрения. Эти устройства не снились никакой инквизиции, пиявку можно подселить буквально куда угодно и там оставить до обоюдного удовлетворения. И вообще этот метод преподносился как самый передовой.
Однако самое сильное впечатление на меня произвели банки. Это не те безобидные банки, которые мы знаем и которыми в душевной простоте пренебрегаем. Как бы не так. Большая кастрюля, с встроенным насосом! Абсолютный вакуум. И это еще полдела, к той кастрюле присобачены специальные ножи, штуки четыре, которые автоматически надрезают кожу. Фирма гарантирует качественный отсос до трех литров крови.
Я начинаю думать, что Дело Врачей неспроста затеяли. Сперва Врачи поставили кастрюлю Крупской, потом - Горькому, или в иной последовательности, забыл; потом хотели поставить Сталину, но он оказался проворнее и поставил им свою.
Овощной Бог
Благодарные больные бывают совершенно несносны. Еще хуже бывают их родственники.
Лежала у меня, помню, старушка, обезножевшая. Ездила в кресле. Хорошая бабушка, приветливая, я к ней проникся добрыми чувствами, и она ими тоже пропиталась, и постоянно обещала сделать мне некое поощрение за медицинскую сердечность. Полтора месяца будоражила воображение. Мне уже казалось, что она завещает мне квартиру.
Когда наступил последний день нашего общения (я уходил в отпуск), она не находила себе места.
– Что ж мой дед-то не едет!
– причитала она всякий раз, когда натыкалась на меня в коридоре.
– Всегда, как не надо, он здесь, а сегодня не едет!
Я утомился ее утешать и стал прятаться. Время шло, бабушка убивалась. Мы с коллегами уже отпраздновали день медработника, который надвигался неумолимо. Уже переоделись и пошли на выход совсем, как люди. И вдруг я слышу: стойте! стойте!... Оборачиваюсь и вижу Формулу-1: мчится бабушка. Сияет: дед приехал.
Подарила мне водку в лимонадной бутылке, завернутую в позавчерашнюю газету.
Выпили с урологом в лесу.
Или еще случай, но уже не со мной, а с маменькой. Она, как я выражался в 1-м классе, "каждый день детей рОдит". Работает в родильном доме. Однажды там кто-то родил, и у нас на квартире объявился свежий папа. Пришел, сел за стол, стал пить чай. Лысый, круглый и не без высокомерного барства. Наконец, отодвинул чашку, вздохнул и заговорил с таким видом, будто сжигал понтонный мост, перегородивший Рубикон:
– Ну, ладно. Вы знаете, КТО Я?
Это было сказно так, что у мамы моей возникло чисто детское любопытство. Мультфильмовое, как я его называю. Неужели бог? Она склонила голову и поощрительно шепнула:
– Кто?
Оказалось лучше бога: директор овощного магазина. К сожалению, он размножился.
Чай
Чаепитие - действо, позволяющее увидеть в докторах обыкновенных смертных.
Эта приземленность, как ни странно, придает им еще большую святость. Они воплощаются из милости, ради спасения человеков. Клиенты передвигаются на цыпочках и не смеют заглянуть ни в сестринскую, ни в ординаторскую, где Пьют Чай.
Наши капустные клоуны пели на эту тему: " Но наш! Аппетит! Не имеет границ! Сейчас... Мы будем пить чай!"
Про то, как сестры пьют этот чай с пельменями и печенкой, я писал. И говорил, что доктора ведут себя, в отличие от сестер, немножко застенчиво.
Потому что доктора не жарят картошку в процедурной. Иду я как-то раз по 37-й петергофской больнице и слышу из-за дверей процедурного кабинета громкую песню "Кони в яблоках". Заглянул туда, а там две сестрички пляшут под эту песню, высоко подбрасывая сильные ноги; на плитке шкворчит картошка.
Когда я устраивался работать в больницу, о которой так много рассказывал, чаепитие было первым, с чем я столкнулся. Но оно меня не затронуло.
Я пришел, весь подтянутый, выбритый и, по-моему, даже при галстуке. Явился в кабинет начмеда. Оценил закладки в лекарственных и юридических томах, а также в Библии.
Начмед, держась приветливо, поговорил со мной минуты две.
Потом вдруг залился краской, засуетился. Сказал:
– Ну, вы там подождите немножко, снаружи. Я тут пока...