Квадрат для покойников
Шрифт:
– Расскажи толком, что за переворот, из-за чего перевернули и кто, – попросил Захарий.
– Да не знаю подробностей никаких. По радио весь день одно и то же говорят. Танки в Москве… Что делать?!
– Все ясно тогда, – заключил Захарий. – Теперь меньшинствам разным плохо придется…
– Ой, не пугайте меня, мужчины! – воскликнул Валентин и вышел вон из комнаты.
– Наделали мы шума-гама, – сказал Казимир Платоныч.
– Кто ж знал, что они так из-за Ильича всполошатся. Я думал – заменим, никто и не заметит. А тут, пожалуйста, даже президента из-за
– Может, думают, что он Ильича свистнул, – предположил Владимир Иванович.
– Всю страну перевернут, – печально вздохнул Алексей. – Обязательно до нас доберутся, и к стенке.
Научный сотрудник смерти совсем скис.
– Так нужно его оживить да выпустить, – сказал Николай. Сообщение Валентина взбодрило его после утомительного путешествия по канализационной трубе.
– Действительно, оживить и пусть катится на все четыре стороны, – поддержал его Владимир Иванович.
Все смотрели на Казимира Платоныча. Но тот, не обращая ни на кого внимания, сидел на диване с отсутствующим видом.
– Ну слышь, что ли! Казимир! – окликнул его Захарий. – К тебе ведь люди обращаются.
Казимир Платоныч вздрогнул, словно проснувшись.
– Не стану я его оживлять, – зло пробурчал он и с вызовом окинул окружающих дерзким взглядом.
Его слова произвели сильное впечатление. Всеобщее изумление выразилось в недоуменном молчании.
– Не буду! Вот так, – повторил Казимир Платоныч, победоносно оглядев общество.
Владимир Иванович в полной тишине вдруг звонко чихнул, и тут же встрепенулся Захарий.
– Ну и правильно, – сказал он. – Я тоже думаю – ни к чему это…
– Когда мы по канализации тащились, я понял это, – Казимир Платоныч в задумчивости глядел в сторону маленького человека, но сквозь. – И вот идем мы, идем, и вдруг мне в голову мысль приходит, что оживи я его – мы вот так всегда без конца по канализации идти будем. И решил я, что если выберусь живым оттуда, оживлять его ни за что не стану. Не знаю, может, не верно это.
– Конечно, не верно, – сказал Алексей. – Оживлять нужно.
– Всю охоту мне канализация отбила и этот… Талый со своей испорченной разбойничьей судьбой. Не стану оживлять.
– Зря, выходит, все тусовки… А, впрочем, правильно.
– Считайте, что мы с вами фамадихану совершили. Это у малагасийских язычников такой обряд, когда они переворачивают и переодевают останки родственников. А мы его на экскурсию в город, носящий его имя, свозили, – сострил Захарий.
Казимир Платоныч поднялся и вышел из комнаты.
– Забвение, – в задумчивости проговорил научный сотрудник смерти. – Как все это странно. Вы знаете, а ведь он все слышит и чувствует. Во время летаргического сна люди слышат, что происходит вокруг них.
Все посмотрели туда, где покоился Ленин.
– Так что он все знает, – продолжал он. – Это не бесчувственный чурбан. Хотя и называется "забвение", в переводе с греческого летаргия – это забвение и бездействие. Лета в греческой мифологии называлась река забвения в подземном царстве. Вода этой реки заставляет души умерших забывать прошлую свою жизнь на земле. Но он не забылся, он все слышит и, пожалуй, даже не бездействовал все эти годы. Может быть, он и видит все…
– Чушь все это! – воскликнул Захарий. – Наслушался ты, Леха, пропаганды: "Ленин живее всех живых!", "Ленин с нами!" и прочей чуши. Тут другой вопрос возникает: "куда его девать?" В мать городов русских к Антисиму повезем или здесь, в Большой дом, подкинем?
– Опасно, – вздохнул Владимир Иванович. – Может, его в более безопасное место подкинуть.
– В гастроном, например, – сострил Николай вполголоса и с опаской взглянул под стол. – Пусть кормят.
– Нет, в гастрономе с ним никто возиться не станет, а вот в благополучную состоятельную, но бездетную семью, пожалуй, можно.
– А почему в бездетную? – возразил Владимир Иванович. – Может, наоборот детную. Пусть детишки с ним играют, ползают по нему.
– Нет, дети его бояться будут, – аргументировал Захарий.
– А бездетным Ильич не нужен, – заявил Владимир Иванович. – Они его наверняка голодом заморят.
– Леха, может, у тебя семья благосостоятельная на примере имеется.
– Зачем его подкидывать? Давайте ко мне в институт смерти стащим. Буду его кормить.
– Нужно Ильича прежде, чем тебе отдавать, осмотреть сначала, не подпортили ли его крысы. Может, его тело ремонта требует.
Захарий очистил стол от посуды, составив ее куда придется – в основном на пол – но в беспорядке, царившем кругом, оказавшаяся на полу посуда выглядела на месте. Алексей с Николаем нехотя помогали карлику. Владимир Иванович не пожелал принимать в раздевании участие.
Вернулся Казимир Платоныч и, усевшись на стуле возле окна, стал смотреть в уличную тьму.
На освобожденный стол взгромоздили сверток, и недоверявший никому Захарий принялся освобождать Ленина от покрывал.
Костюмчик и даже белье вождя были сильно поедены грызунами, но тело выглядело не тронутым, свежим. Захарий, из приличия, вовсе обнажать его не стал, а только внимательно глядел в неровные, оставленные крысиными зубами дыры и иногда для верности, засунув в них пальцы, щупал. Николай и научный сотрудник смерти, стоя вокруг стола, следили за действиями Захария, исследовавшего спящего революционера.
– Глядите! – воскликнул Захарий. – Ботинки-то без шнурков.
И правда, тщательно начищенные ботинки Ленина не имели шнурков, вернее, шнурки были, но ненастоящие – фиктивные, для виду.
Захарий подергал за башмак, стараясь сорвать его с ноги, но тот не давался, словно приклеенный.
– Чудно, – заключил Захарий, оставив бутафорские ботинки в покое.
– Ты что?! Ты зачем здесь?! – Владимир Иванович вскочил с дивана. – Иди к себе, спать сейчас же!
У двери в трусах и майке стоял Ленинец-Ваня и изумленно оглядывал спящего на столе Ильича. Из приоткрытого рта его тянулась струйка слюны и, проскользив по белой груди, впитывалась в майку.