Квантовая психология
Шрифт:
На другом берегу океана другой физик, Элизабет, нетерпеливо ждет результата этого смертоносного эксперимента.
С ее точки зрения, вектор состояния не коллапсирует, когда Эрнест сообщает Юджину: «Кот жив». В мире Элизабет вектор состояния коллапсирует, только когда Юджин бежит к телефону, факсу, компьютеру или чему-либо еще и передает сигнал: «На этот раз кот жив». Для Элизабет вектор состояния коллапсирует с приходом этого сигнала. Таким образом, в ее вселенной именно этот сигнал разрушает вектор состояния.
Четвертый физик, Робин, беспокойно ждет вестей от Элизабет… и в мире Робина вектор состояния
И так далее… для любого числа наблюдателей.
Кажется, мы вернулись к фоннеймановской катастрофе бесконечного регресса, только в другой форме.
Некоторые попытаются избежать очевидных следствий при помощи заявления, что вектор состояния существует только как математическая формула в головах людей, причем не всех, а только физиков. В этом случае проблема Друга Вигнера не имеет такого радикального значения, как открытая Эйнштейном относительность показаний приборов. Ведь относительность здесь (того, когда вектор состояния коллапсирует) существует лишь в наших понятиях, тогда как эйнштейновская относительность существует в показаниях измерителей.
Это возражение игнорирует фундаментальное открытие квантовой механики, добрую дюжину формулировок которого я уже привел ранее в этой книге, но которое до сих пор остается настолько «чуждым» аристотелевской культуре, что мы постоянно о нем забываем. Данное открытие заключается в следующем:
1. Мы не можем делать осмысленных утверждений о некотором предполагаемом «реальном мире» или некоторой «глубокой реальности», лежащей в основе «этого мира», или некоторой «истинной реальности», и т. д., не учитывая самих себя, наших нервных систем и других инструментов.
Любое утверждение, которое мы делаем относительно подобной «глубокой» реальности, существующей отдельно от нас, никогда не может стать объектом доказательства или опровержения и поэтому «не имеет смысла» (является «шумом»).
2. Любое бессмысленное научное, экзистенциальное или феноменологическое утверждение сообщает о том, каким образом наши нервные системы или другие инструменты восприняли то или иное событие (события) в пространстве-времени. Читатель уже познакомился с несколькими вариациями этой идеи и выполнил упражнения, помогающие (как я надеюсь) прояснить ее экспериментально. Тем не менее аргумент Вигнера некоторым из вас, вероятно, все еще кажется немного «странным». Но ведь он касается только вероятностей, как я уже отметил в начале этой главы, и 1) не описывает «глубокую» реальность, отдельную от нас, а также 2) не описывает тип «реальности», который мы воспринимаем посредством нашей нервной системы и других инструментов, поэтому аргумент Вигнера можно расценивать как имеющее смысл научное высказывание.
Попробуем в обратном порядке. Вердикт «здравого смысла» гласил бы: «Чертов кот либо жив, либо мертв, даже если никто и никогда не откроет коробку». Так как, по определению, это утверждение невозможно проверить, оно бессмысленно. Как только мы начинаем его проверять и кто-либо заглядывает в коробку, «здравый смысл» и аристотелевская «реальность» исчезают и появляется операциональная неаристотелевская «реальность». Короче говоря, как только имеет место проверка, мы вступаем в область науки, экзистенциализма и высказываний, имеющих смысл. Без проверки мы остаемся в области шума — «много слов и страсти, нет лишь смысла», как сказал Бард [41] .
41.
У.
Утверждение «кот является или живым, или мертвым, даже если никто не смотрит», если подумать, сверхъестественным образом напоминает другое известное «идентификационное» утверждение — «хлеб является телом Иисуса, даже если любой прибор показывает, что это просто хлеб». Подобные не-инструментальные, не-экзистенциональные «истины» хороши в сюрреалистической живописи или поэзии — они могут стимулировать творчество, воображение и т. д., — однако они не содержат информации или смысла ни в каком феноменологическом контексте.
Но до сих пор остается неопределенным понятие «мы».
Если определить «нас» как людей в лаборатории, тогда имеющая смысл речь начинается с открытием коробки. Если определить «нас» как людей, толкущихся в коридоре вместе с Другом Вигнера, имеющая смысл речь начинается, когда Эрнест открывает дверь лаборатории и сообщает: «Кот жив». Если определить «мы» как физиков, находящихся за океаном, имеющая смысл речь начинается с приходом к ним электронного сигнала…
Знаю, знаю: все это звучит слишком странно…
Именно поэтому Эйнштейн напоминал нам: «Здравый смысл говорит нам о том, что Земля плоская».
Заметьте, пожалуйста, что, хотя утверждение «кот либо жив, либо мертв, даже если никто не смотрит» можно отнести к категории бессмысленных, утверждения «кот мертв» и «кот жив» в нее не попадают.
Они относятся к категории неопределенных. Помните разницу между неопределенностью и бессмыслицей?
Таким образом, утверждение «Кто-то положил под стол бомбу с часовым механизмом» не является бессмысленным, даже если никто и не заглядывал под стол. Весьма велики шансы, что кто-нибудь туда заглянет, если произнести это утверждение вслух. Вероятно, заглянул бы каждый…
Это утверждение остается «неопределенным» в отрезок времени между моментами его произнесения и тщательной проверки под столом. Затем оно становится либо «истинным», либо «ложным».
Поняли?
Неаристотелевская логика имеет дело с экзистенциально-операциональными вероятностями. Аристотелевская логика имеет дело с определенностями, и, ввиду того что на протяжении всей нашей жизни этих определенностей нам не хватает, аристотелевская логика подсознательно программирует нас на выдумывание фиктивных определенностей.
Эта погоня за фиктивными определенностями, по моему мнению, лежит в основе большинства идеологий и почти всех религий нашей планеты.
1. Классифицируйте следующие утверждения как истинные, ложные, бессмысленные или просто на данный момент неопределенные.