Квантовая теория любви
Шрифт:
Когда он отважился наконец повернуться и открыть глаза, ей уже удаляли внутренности. Мягкие органы окунали в формальдегид и возвращали обратно. Потом разрез зашили, в артерию на левой руке вонзили большой шприц, вскрыли в нужном месте вену и принялись закачивать внутрь формальдегид, пока из вены не перестала литься кровь.
Вот и все. Процесс разложения остановлен. Поруганный труп оставили в покое. Лео, шатаясь, подошел к двери и вывалился на улицу.
Его вырвало прямо на тротуар.
Как раз в тот момент, когда перед ним затормозил сверкающий синий
7
В каждой новой стране они обязательно регистрировались в своих посольствах — безопасность прежде всего. Но в Эквадоре посольства Греции не оказалось — его не было ни в одном справочнике, о его существовании не знали ни в одной гостинице. Портье и горничные и грека-то живого никогда не видели — что уж говорить о простых обывателях. В Эквадоре Элени энергично занялась пропагандой всего греческого — от нее местные жители узнавали о греческих богах, Парфеноне, демократии, Сократе, Платоне и Аристотеле. А вот что случилось за две тысячи лет между эпохой Аристотеля и рождением Элени, увы, так и осталось для ее слушателей тайной.
В конце концов Элени удалось разыскать некую Марию Клеменсию Де Леон, состоятельную великосветскую даму лет пятидесяти, на которую были возложены обязанности консула. Госпожа консул как-то даже отдыхала в Греции — вот и весь ее контакт со страной. В жилах ее не было ни капли греческой крови, языка она не знала совсем — зато по-английски изъяснялась идеально. Ей даже не надо было отвечать по телефону, отвлекаться от своих адвокатских дел, этим за нее занялась многочисленная челядь, а для прочей дипломатической деятельности вполне хватало собственного фешенебельного особняка в Кито. Обязанности консула для Марии Клеменсии Де Леон были чем-то вроде модной побрякушки, этакой сумочки от Гуччи, придающей должный шарм, тем более что по статусу приходилось участвовать в раутах и пожимать благоухающие дорогими духами руки.
А тут вдруг ее почетная, полная блеска должность повернулась к ней своей малопривлекательной стороной: во время массажа лица ей принесли известие о смерти единственной гражданки Греции в Эквадоре.
Придется поработать, с ужасом поняла госпожа консул.
Лео выворачивало наизнанку. Элегантный шофер в фуражке вышел из «роллс-ройса», подобострастно и явно привычно изогнулся, распахивая заднюю дверь машины, подал руку. Из тьмы лимузина показалась ладонь (пальцы унизаны брильянтовыми кольцами), нога в белой туфельке, серая льняная юбка чуть ниже колена. Их обладательница неторопливо шагнула из машины и выпрямилась.
Костюм Марии Клеменсии безукоризненно облегал фигуру, сумочка идеально подобрана по цвету и фасону, кудрявые волосы зачесаны назад, на лице старательный макияж — глаза подведены, на веках тени. Ее изысканный образ полон блеска, словно старый фамильный дубовый стол, как следует надраенный слугами, и нелеп, будто черная икра на тарелке у бедняка-крестьянина.
Лео отплевывался. Он трое суток не менял белье, два дня не умывался и не брился, его джинсы перемазаны засохшей кровью, от него разит как от торговца верблюдами.
Не удостоив Лео взглядом, госпожа консул переступила через лужу рвоты и протянула руку Селесте:
— Мы говорили с вами по телефону. Я Мария Клеменсия Де Леон, греческий консул.
— Да, это я звонила вам. А это Лео, — представила Селеста.
Лео вытер рот рукавом.
Консул повернулась к нему, губы тронула улыбка фальшивого сочувствия, и произнесла на безупречном английском:
— Рада вас видеть. Я Мария Клеменсия Де Леон, греческий консул.
Слова любезны, но руки она Лео не подала.
— Примите мои соболезнования по поводу Элени, такая была милая девушка, по словам моего секретаря.
— Спасибо, — просипел Лео.
— С вами все в порядке?
— Благодарю, уже легче — в помещении мне стало не по себе.
— Понимаю. Я здесь, чтобы оказать вам всяческую посильную помощь. На несколько дней мой водитель в вашем распоряжении. Нам надо уладить массу формальностей. Но сейчас уже поздно, и я собираюсь пригласить вас к себе перекусить… хотя вы, скорее всего, не голодны.
— У меня во рту целый день ни крошки не было. А как же Элени?
Улыбка с лица дамы исчезла. Неловкое молчание. Наконец консул произнесла:
— Пожалуй, лучше оставить ее здесь.
Лео горько рассмеялся.
— Я и не собирался настаивать, чтобы вы пригласили ее на чай. Я просто хочу сказать, что она в анатомическом театре. Ее когда-нибудь оттуда уберут?
Селеста попыталась скрыть улыбку, консул недовольно поморщилась.
— Предоставим это работникам заведения. Они знают свое дело. Здесь прекрасные условия.
Мария Клеменсия начала говорить про организацию похорон, и тут Селеста ни с того ни с сего фыркнула, подавилась смешком. Лео вслед за ней. С ними что-то вроде истерики. Их распирало — лучше высмеяться, а то сойдешь с ума.
Марию Клеменсию Де Леон явно шокировали их дурные манеры. При одной мысли о том, что Лео поедет с ней в машине и выпачкает сиденье (да и диван в особняке), она поежилась. Вон он какой липкий, гадкий. Необходимо потом продезинфицировать все, к чему он ни прикоснется. А хуже всего, что по должности придется с ним общаться. Или можно как-нибудь отвертеться? Какое вообще этот Лео имеет к ней отношение? Он ведь британский гражданин. Все, что от нее требуется, — оплатить бальзамирование и отправку тела самолетом в Грецию, а потом обратиться в страховую компанию за компенсацией. А Лео пусть что хочет, то и делает.
Только раньше надо было думать. Теперь уже слишком поздно.
Пришлось оставить Элени в морге. Лео пытался убедить себя, что ничего от Элени в мертвом теле уже нет.
— Увидимся в гостинице. — Селеста крепко обняла его и растворилась в ночи.
Теперь Лео на попечении консула.
Перво-наперво Мария Клеменсия Де Леон велела шоферу открыть окна.
— Вы уверены, сеньора? — переспросил шофер. — Наверное, вы хотели, чтобы я включил кондиционер?