Квартал Тортилья-Флэт. Гроздья гнева. Жемчужина
Шрифт:
— Решить-то вы решили, а как следует не подумали, — сказала она. — Что у нас осталось в жизни? Только мы сами, больше ничего. Только семья и осталась. Не успели сдвинуться с места, дед первый ноги протянул. А теперь вы же сами хотите разбить семью…
Том воскликнул:
— Ма! Да мы вас догоним. Мы не долго здесь задержимся.
Мать мотнула домкратом.
— А что, если мы сделаем привал, а вы проедете мимо? Что, если мы доберемся туда и не будем знать, где оставить о себе весточку, и вы не будете знать, где о нас спрашивать? — Она помолчала. — Мы еще хватим горя в дороге. Бабка совсем плохая.
Дядя Джон сказал:
— Да ведь там можно заработать. Успели бы скопить немного, пока другие не приехали.
Взгляды всех снова устремились к матери. Теперь она была главарем. Она взяла власть в свои руки.
— Эти деньги добра не принесут, — сказала она. — У нас только и осталось что семья. Когда волки нападают на стадо, коровы держатся кучкой. Мне ничего не страшно, пока мы все вместе, — все, кто еще жив, а разбивать семью я не позволю. С нами Уилсоны и проповедник. Если они захотят уехать, я ничего не скажу, а если мои отобьются друг от друга, тогда… вот он, домкрат, меня не удержите. — Тон у нее был холодный и решительный.
Том сказал умиротворяюще:
— Здесь нам нельзя оставаться, ма. Воды нет. И тени нет. Бабку надо положить в тени.
— Хорошо, — сказала мать. — Мы поедем дальше. Остановимся там, где будет тень и вода. Грузовик вернется и отвезет тебя в город. Купишь там все, что нужно, и приедешь обратно. Не плестись же пешком по такой жаре. Да я тебя одного и не пущу — вдруг арестуют, а заступиться будет некому.
Том втянул губы и громко причмокнул. Потом беспомощно развел руками и уронил их вдоль бедер.
— Па, — сказал он, — если б ты подхватил ее с одной стороны, я с другой, остальные навалились бы всей кучей да бабка села бы сверху, тогда, может, мы бы с ней и справились. Ну, там двоих-троих она уложила бы домкратом, не больше. Но тебе, наверно, неохота лишаться головы, а у матери все козыри на руках. Вот что один решительный человек может сделать. Вертит другими, как ему вздумается. Ну, победила, ма. Только убери ты эту штуку подальше от греха.
Мать с удивлением посмотрела на домкрат. Рука ее дрогнула. Она бросила свое оружие на землю, а Том с подчеркнутой осторожностью поднял его и положил на прежнее место, в машину. Он сказал:
— Ну, па, теперь можешь быть спокоен. Эл, забирай всех на грузовик, найдешь место для привала и возвращайся обратно. А мы с проповедником снимем картер. Посмотрим, как дело пойдет, может, еще успеем съездить в Санта-Росу. Может, и достанем, что нужно, ведь сегодня суббота. Только поторапливайтесь, чтобы не задерживать нас. В грузовике есть французский ключ и плоскогубцы, дай-ка их сюда. — Он просунул руку под низ машины и пощупал испачканный маслом картер. — Да, вот еще что. Принеси мне какую-нибудь жестянку, старое ведро, что ли. Я масло спущу. Зачем добру зря пропадать.
Эл подал ему ведро. Том подставил его под картер мотора и ослабил плоскогубцами пробку. Пока он отвинчивал ее пальцами, черное масло заливало ему руку, а затем бесшумной струей хлынуло в ведро. Эл усадил всех на грузовик. Том выглянул из-за колеса; лицо у него было перепачкано маслом.
— Поскорее возвращайся! — И когда грузовик осторожно переехал неглубокую канаву и двинулся
Проповедник стал сбоку на колени.
— Ну, говори, что делать?
— Пока ничего не надо. Вот масло вытечет, я отвинчу болты, тогда вместе опустим картер. — Он совсем уполз под машину, ослабляя болты ключом и поворачивая их пальцами. Наконец все было отвинчено, и он оставил болты только на последней нитке резьбы, чтобы не уронить картер. — Земля все еще горячая, — сказал Том. И потом спросил: — Слушай, Кэйси, ты что-то все помалкиваешь последние дни. Почему? Когда мы с тобой повстречались, ты чуть не каждые полчаса речь держал. А за эти два дня и десяти слов не вымолвил. Приуныл, что ли?
Кэйси лежал на животе, заглядывая под машину. Он подпирал рукой подбородок, заросший редкой щетиной. Шляпа у него была сдвинута на затылок и прикрывала ему шею полями.
— Я, когда был проповедником, на всю жизнь наговорился, — ответил он.
— Да, но ведь ты иной раз и дело говоришь.
— Неспокойно мне, — сказал Кэйси. — Сейчас, как вспомню, так, выходит, я здорово блудил, когда был проповедником. Если не буду больше проповедовать, надо жениться. Знаешь, Томми, уж очень охота разбирает.
— Меня тоже, — сказал Том. — Когда я вышел из Мак-Алестера, так прямо сам не свой был. Подцепил какую-то шлюху. Что потом было, этого я тебе не скажу. Этого я никому не скажу.
Кэйси засмеялся.
— Я знаю, что потом было. Я раз ушел в пустыню, постился там, а когда вышел, со мной то же самое было.
— Ври больше, — сказал Том. — Денег на это я не потратил, но девочке здорово досталось. Думала, я рехнулся. Заплатить-то следовало, да у меня было при себе всего пять долларов. Она сказала, ей никаких денег не нужно. Ну, залезай сюда, держи. Сейчас я его освобожу. Ты отверни вот этот болт, а я свой, тогда легко пойдет. Осторожнее с прокладкой. Весь целиком выйдет. Старый «додж» — всего четыре цилиндра. Мне приходилось такой разбирать. Коренные подшипники громадные, как дыня. Ну… спускай… подхватывай. Просунь руку, там сальник держит… легче. Есть! — Картер лежал между ними на земле, и в корытцах у него все еще поблескивало масло, Том вынул из одного корытца кусок баббита. — Вот, — оказал он и повертел его пальцами. — Вал стоит коленом кверху. Принеси-ка ручку, она там, сзади. Проверни немного, пока я не крикну.
Кэйси поднялся, нашел заводную ручку и приладил ее.
— Можно?
— Давай… легче… еще немного… еще… так.
Кэйси опустился на колени и заглянул под машину. Том покачал шатунный подшипник на коленчатом валу.
— Вот в чем все дело, — сказал он.
— А почему так получилось? — спросил Кэйси.
— Да черт его знает. Этот рыдван лет тридцать бегает по дорогам. Спидометр показывает шестьдесят тысяч миль. Значит, на самом деле сто шестьдесят тысяч, а сколько раз стрелку переводили назад, одному богу известно. Перегрев сильный, может, когда-нибудь масла не хватило, вот и расплавился. — Он вынул шплинты, захватил ключом головку болта и сделал крутой поворот. Но ключ соскользнул. На руке осталась глубокая ссадина. Том посмотрел на нее, кровь сразу выступила из раны и, смешиваясь с маслом, потекла в картер.