Квартира № 41
Шрифт:
Рывок — упругий, резкий — и люк отлетает далеко в сторону, отброшенный ударом моей головы. Могучий хвост, свернутый в тугую спираль, возносит меня на три метра над поверхностью — я молниеносен, я смертельно быстр. Раздвоенное жало — безотказное орудие убийства — разит и жалит… пустоту. Рефлексы быстрее сознания, быстрее зрения — язык продолжает напрасно молотить по месту, где я ожидал застать жертву, где слышал её! Ловушка!
Пройдет бесконечно долгое мгновение, прежде чем размазанное изображение на сетчатке превратиться в четкую картинку и я увижу две бьющиеся друг о друга деревянные баклуши, привязанные к ветке иссохшего дерева… Судьба пожалела для меня острого, быстрого
И я «слышу» занесенный сзади — за моим раздувшимся капюшоном — «острый клык», он со свистом разрезает воздух — железная смерть, неотвратимо настигающая меня.
«Матерь всех змей», — разворачиваюсь, понимая, что не успеваю, — «защити меня… Матерь…».
Усталый сталкер, подняв забрало защитного шлема, утирает густой, вязкий пот. Гигантская змея на земле еще бьется в агонии, огромное тело сворачивается тугими кольцами, хвост ужасающим хлыстом молотит воздух. Но быстротечная битва двух охотников уже закончена. Давид в очередной раз побил Голиафа.
Сталкер тяжело садится, приваливаясь спиной к старому дереву. «Пятая тварь в этом месяце», — мысли его текут размеренной, неспешной рекой. Радость победы окупает животный ужас перед исполинскими жителями подземки… «Осталось три гада и сектор зачищен». Три боя, где охотники становятся жертвами. «Когда-нибудь трюк с деревяшками не сработает и я проиграю». Однако сейчас время для отдыха и триумфа.
ПО ТУ СТОРОНУ ЯНТАРЯ
Дыхание — сбивчивое, неровное. Воздуха не хватает — вдыхаю дикую смесь кислорода и углекислого газа и захожусь в мучительном, не приносящим облегчения кашле.
Осторожный вдох — легкие наполняются — в них газ — смерть пополам с жизнью. И жизнь с каждой минутой уходит, проигрывая всё сильней… Тяжелый, порывистый выдох — прочь, яд, прочь! Секунды облегчения.
Пытаюсь не дышать. Превратиться в столетнее, мудрое дерево, миллионами листьев перемалывающее углекислоту в благословенный, чистый кислород. Смеюсь и задыхаюсь смехом. Не думать о воздухе — смотрю на фосфоресцирующие стрелки часов — половина второго. Не знаю ночи или дня — абстрактное, больше никому не нужное время… сколько его осталось до конца, когда собственное дыхание убьет меня. Час или два, оно ускользает сквозь пальцы — песчинки тают на горячих руках.
Краска неопределенного, давно утраченного цвета, полопалась во многих местах и обнажила изъеденный ржавчиной, изуродованный металл. Подслеповатый фонарь безжалостно высвечивает язвы и проплешины на некогда солидной двери. Слабый лучик, направляемый неровной, подрагивающей рукой, будто вылизывает бесчисленные раны несчастного, измученного временем железа — я пристально высматриваю каждую прожилку, каждую — мельчайшую — царапинку… и почему-то неизменно представляю поверхность Марса, испещренного таинственными и величественными каналами. И чувствую себя отважным исследователем, покорителем неизведанного, первооткрывателем чужих, забытых тайн…
Минута сменяется минутой, часовая стрелка укоризненно приближается к новой отметке. Отдающий последние силы фонарик готовится к неизбежному — тусклая желтая лампочка затухает и дрожит, включаясь на все более короткие промежутки ускользающего времени.
Пора… тающий на глазах заряд аккумулятора приговаривает к действию, обрекает меня…
Пульсирующий, липкий страх, сдавливает сердце и берет за горло стальной хваткой. Трудно дышать, едкие капельки пота заливают слезящиеся
За дверью — пока она заперта — Прошлое, каким мы его помним… Свет солнца и сияние луны, шелест ветра и шум дождя… и жизнь… такая разная: наполненная грустью и отчаянием, надеждами и любовью, слезами и детским, ангельским смехом. Я слышу, как смеются два ребенка — совсем крошечная девочка и её старший братик — трехлетний улыбчивый карапуз. Два голоса — настолько разные, настолько родные. Не вижу их лиц, только смех, беззаботный и живой… Нет! Думать о другом! Думать о другом!!!
Вспомни о красоте — в голове возникают картины вечного, непрекращающегося движения, калейдоскоп «обычных чудес» — юная сочная зелень весны сменяется зрелым, богатым летом; безумное разноцветье осени превращается в холодное величие безбрежной зимы. Щедрые снегопады истончаются до озорных весенних дождиков, обильно увлажняющих плодородную летную почву, затем вновь приходит черед мрачных, злых ливней, когда уставшая резвиться вода вмерзает в стылую осеннюю землю. И первая, долгожданная снежинка, предвещающая наступление ледяной королевы… Цикл бытия, гармония мира. Изменчивая, многоликая красота затейницы природы. Что я увижу за порогом…
Мне страшно и больно… я не хочу видеть могилу Прошлого под каменным надгробием беспощадного Будущего. Не хочу видеть гибель жизни, не хочу перестать слышать детский смех…
Настоящее не оставляет выбора, оно подталкивает в спину, протягивает мои руки к запертой двери, отворяет тяжелые засовы…
Ржавые петли визгливо заскрипели, в темный проем хлынул прохладный свежий воздух. Еще несколько шагов вверх по лестнице и бомбоубежище за спиной погрузится в песок времени — Настоящее обернется Прошлым, а Прошлое — былью, странной, красивой сказкой с печальным концом. Я телом ощущаю, как рвусь через пласты времени, чувствую, как скрипят шестерни вселенских часов, перемалывающих секунды и тысячелетия в пыль.
Уже виден отсвет яркого дневного солнца. Глазам, привыкшим к абсолютной, непререкаемой тьме подземелья — мучительно больно — ужасная режущая боль! от которой могут спасти только плотно сомкнутые веки. Дальше придется идти вслепую… Какое безумие… Будущее, спрятавшись за тонкой, почти прозрачной кожей век, вновь исчезает, ускользает от меня, я зависаю в безвременье, на перекрестке трех дорог.
Вокруг тишина… Люблю её — умиротворяющую, ласковую для уха, заботливую для сознания, ищущего отдохновения. Благословенную тишину можно пить, как нектар — и никогда не насытиться, ей можно дышать — полной, свободной грудью; сливаться, исчезать и растворятся без остатка. И чтобы во всем мире — ничего — ни шороха, ни скрипа, ни движения воздуха — только осторожный, ритмичный стук сердца — бум-бум, бум-бум — чтобы понимать — ты жив, это ты наслаждаешься тишиной, а не она тобой… Абсолютное, самое сладостное безмолвие скоротечно, минута — и появляется непрошеный шум в ушах, похрустывают суставы, пульсирует кровь в висках — и магия исчезает…