Квартира чудес
Шрифт:
Рискуя свалиться, от нахлынувшей слабости и головокружения, с порога в этот дикий мир, я отчаянно уцепился левой рукой за дверной косяк, а правой что было сил потянул дверь на себя. Угрюмая планета исчезла.
Безотчетный страх овладел мною. Я ринулся по коридору в ту сторону, куда Ахад-Березов увел Виктора Маркеловича. И новая необъяснимая странность! Чем быстрей я бежал, тем длиннее становился коридор впереди, тем чаще мелькали украшенные символами двери по сторонам. Я миновал их, должно быть, не меньше сотни, а может, и тысячи. Наконец ноги мои подкосились. Случайно рядом оказался
Не успел я перевести дыхание, тоскливо оглядывая нескончаемый коридор, откуда-то мне на плечо прыгнул черный попугай величиной с доброго петуха, развернул веером крылья и басовито захохотал.
– Рад пр-р-риветствовать!
– крикнул он браво.
– Га-га! Тоже р-ре-шили вступить на тр-ро-пу, ведущую в Тер-ра Инкогнита?..
Смахнув попугая с плеча, я вновь припустил по коридору. Мяуканье, пронзительный писк, птичий гомон, нечеловеческий хохот и рык преследовали меня. Над головой проносились длинноносые серые тени. Я заторопился, честя на все корки Никиту Паромова, ввергшего меня в колдовской притон.
На этот раз я бежал недолго - и с размаха налетел на незамеченную мною дверь, которая ограничивала коридор. Она открылась.
– ...Мы собираемся в "Дискуссии", чтобы не будучи стесненными этикетом официальности и традиций...
В гостиной, озаренной светом настольной лампы под солнцеподобным абажуром, с подставкой, изображавшей огнедышащего дракона, сидело вокруг резного стола на низких ковровых диванах десятка два людей. По углам в громадных аквариумах под финиковыми пальмами неторопливо плавали стаи рыб невиданных форм и расцветок. Мелодично звенел миниатюрный водопад, сбегая по скалистым уступам в одном из углов.
Стены, пол и потолок были необычны. Они сияли, мерцали, пульсировали янтарными фигурками, вроде тех, что я видел в коридоре. Здесь, однако, фигуры, казалось, жили и двигались. Вглядываясь в некоторые из них, я заметил, что они все время меняли очертания. Среди дышащих золотистым светом фигур я видел древние знаки зодиака, спирали, огнистые шары галактик. Они тоже поминутно изменяли свое местоположение и контуры. Такой роскоши, как эта облицовка стен и потолка, как этот волшебный живой паркет, я не встречал ни в одном музее! Индийские раджи могли бы умереть от зависти при виде здешнего великолепия.
Говорил Ахад-Березов. Непостижимо, каким образом он из-за двери с лугом и рощей успел пройти сюда, обогнав меня и вновь переодевшись в вечерний костюм. На меня никто не обращал внимания, только Никита протянул руку, указывая свободное место. Я вызывающе пересек комнату и расположился в кресле.
Через стол, уставленный как бы только что сорванными алыми, рубиновыми, ярко-желтыми плодами в затейливых вазах, похожих на застывшие струи фонтанов, восседал с хмурым достоинством Виктор Маркелович Толченов. Кое-кто из собравшихся в "Дискуссии" после внимательного рассмотрения тоже показался мне знакомым. Было здесь несколько женщин.
– ...Правильное понимание характера и смысла Вселенной необходимо земному человеку, как воздух...
Чудак этот Ахад! Без понимания, что такое Вселенная, любой обойдется преотлично. Я встречал много людей, для которых мир выглядит
– ...Если бы знали они, как многосложен мир, среди которого они существуют, сколько не похожих на нашу вселенных соседствуют с нею!..
"Кажется, угодил на лекцию по фантастической философии", - подумал я с досадой и опять глянул через стол, на Толченова. Его лицо было непроницаемо-высокомерным, руки скрещены на округлом в меру животике, губы решительно сжаты. Всем видом своим он бросал вызов профессору: "Кто-кто, а уж мы знаем, что такое Вселенная! Ученого учить - только воду мутить..."
Ахад, наконец, завершил речь - и тотчас в гостиной все зашумело и задвигалось. Каждый торопился высказать свое особое мнение соседу. Было заметно, что здесь сколько голов, столько и мнений. Тем не менее я уловил, что собравшиеся в "Дискуссии" исходили из концепции мироздания, философские контуры которого начертал профессор.
– Он прав: Вселенная расположена на ряде мировых уровней! Мы видим и воспринимаем лишь один из них, - возбужденно шептал мне Паромов. Подумай, какая бездна граней Большого Космоса остается для нас непостигнутой! Мы - словно рыбы а аквариуме...
"Не хватало, чтобы читали мои мысли", - подумал я, хмуро разглядывая пульсирующие фигурки на полу.
– Па-звольте, драгоценный Никита Степанович!
– вцепился в Паромова, как клещ, сморщенный старичок.
– Па-звольте возразить: если Вселенная многопланова, стало быть, и все сущее в ней так же многопланово. Значит, и человек, в совокупности своей, слагается из материи нескольких мировых уровней. И каждый суб-человек постигает мир лишь в своей собственной "плоскости"...
Они схватились насчет того, что должен воспринимать "совокупный человек", состоящий из вселенской цепи суб-людей, сосуществующих в разных суб-мирах, и может ли "нижерасположенное" суб-"я" знать и воспринимать то, что знает и воспринимает его более совершенное "я", и если - да, то не приходит ли это знание из таинственной области _надсознания_, как смутное интуитивное знание...
Я отодвинулся от Паромова и въедливого старикана и стал оглядывать гостиную. Дебатировали все, включая женщин. Мужчины, сверкая взорами и едва не пронзая друг друга пальцами, словно рыцари на турнире, выкрикивали философские посылки, контраргументы, тезисы... Во всем "Дискуссии", кроме меня, лишь двое хранили спокойствие - Ахад-Березов, неподвижно восседавший на председательском месте, и Толченов.