Квартира с привидениями (сборник)
Шрифт:
– Ты что, дядя, не видишь куда идёшь? – резко вскрикнул он.
Только теперь Иван Анатольевич ощутил себя, своё постыдное бегство. Но не мальчишку он увидел, а искажённое злобой лицо Нины и красное пятно раздавленного на жёлтом полу граната…
И тут же, откуда-то из подсознания, возникла картинка цветущего граната, растущего у спуска к морю, и Нина около него с сияющими от счастья глазами – последний их отпуск в Сочи год назад…
Он даже услышал её звонкий смех и фразу, сказанную тогда – Милый, давай вернёмся сюда, когда гранаты созреют. Вместе сорвём и съедим мелограно в знак нашей верности
А потом был год испытаний. Вернуться в Сочи не удалось. Я слишком много работал. Чего же не знал я о своей Нине, прожив вместе с ней пятнадцать счастливых лет? Чего не сделал, чтобы уберечь?
Две новеллы о благих намерениях
Горький шоколад
С утра на улице было зябко и сыро. Моросил тягучий дождь. Густой туман укрывал серой пеленой нежную зелень и цветение апрельских садов.
В такую погоду хорошо в библиотеке. Тепло, уютно, море книг.
Особенное удовольствие – сидеть за книгами, когда за окном дождь… Очень не хочется выходить на улицу. Правда, свежие газеты и журналы всё же нужно забрать на почте. Но можно и повременить.
В библиотеку до обеда наверняка никто не придёт, нашла я для себя уловку, продолжая перелистывать художественный альбом.
Но одна посетительница всё же пришла. Это Лида – наша постоянная читательница.
– И дождь Вас не остановил, – с нотками радушия и сочувствия в голосе, встретила её Татьяна, моя сослуживица. – На улице так неуютно…
– …Но я же обещала, – ответила Лида, пристраивая мокрый зонт в уголке. – Вот рецепт кулича, – отдала она нам листок, аккуратно заполненный убористым почерком с необычным наклоном влево, – получается он душистым и пышным. А это – для украшения, – Лида развернула небольшой кулёчек. В нём маленькие крупинки всех цветов радуги.
– Ещё бы солнышка, – посетовала я.
– Туман обязательно рассеется. Завтра же такой Праздник! – Лида говорит с кроткой улыбкой, но очень уверенно.
Я проводила её до дверей и заметила, что дождь действительно прекратился. Солнце растворило туман.
Во время обеденного перерыва мы с Татьяной отправились в соседний магазин. Торопливо пробежались по торговому залу. Нужно было ещё успеть на почту. У самой кассы бабуля, напоминающая чопорным видом учительницу на пенсии, перебирала плитки шоколада. В конце концов, так и не взяв ни одной, ушла. Татьяна взяла три плитки. У меня аж глаза округлились от удивления. Я-то знаю, что она на каждую лишнюю калорию смотрит, как на своего злейшего врага…
Заметив мой недоумённый взгляд, Татьяна многозначительно промолчала. Когда мы отошли от кассы, торопливо уложила продукты в сумку, оставив шоколад в руке, и потащила меня к выходу.
– Пойдём быстрее, – с несвойственной ей горячностью протараторила подруга, – догоним бабулю…
Только тогда я поняла, что она затеяла. Удивилась, что не мне в голову пришла такая замечательная идея.
На улице догнали хрупкую фигурку в старомодном пальто и шляпке-таблетке… Догнать её нам удалось легко, а вот вручить шоколад…
Татьяна, остановив пожилую женщину, стала сбивчиво подбирать слова, протягивая ей плитки в разноцветных обёртках. Та резко отшатнулась. Я едва успела поддержать бабулю, чтобы она не упала. Татьяна что-то лепетала о Празднике, о добрых намерениях…
Бабушка, посмотрев со скорбью и обидой, твёрдо осадила наш пыл.
– Я искала в магазине горький шоколад, при моём диабете можно только его, да не нашла. Вот спасибо, вы постарались…
Пенсионерка не сказала больше ни слова. Ушла, не оборачиваясь, неестественно выпрямив слегка сутулую спину. А мы со своим дурацким шоколадом стояли, как вкопанные… Придя в себя от решительной отповеди, перекинулись парой недоумённых фраз. Шоколад вручили девчонкам, пробегавшим мимо весёлой стайкой. Те, нисколько не заботясь о наших побуждениях, весело взяли угощение. С резвостью юных львят, распотрошили фантики и, поделив плитки, побежали дальше…
Всенощная
Совсем уже перед закрытием библиотеки к нам вновь зашла Лида. Она выглядела излишне возбуждённой. Мне даже показалось, что от неё пахнет спиртным. По сути, мы о ней и её семье ничего не знали, кроме того, что они большой семьёй приехали из Казахстана. Живут в трёхкомнатной квартире. Мечтают заработать денег и купить дом.
Самым примечательным, пожалуй, кроме ярко выраженной религиозности, мне казалось то, что у них с сестрой Леной и мужья братья. В каждой семье по двое детей. У каждой – мальчик и девочка. Вместе с ними живут ещё бабушка и дедушка – родители сестёр. Но бабушку и дедушку я никогда не видела гуляющими с детьми. Словно сёстры им не доверяли.
Но, возникшие было крамольные мысли, моментально испарились, когда Лида с воодушевлением стала говорить о Пасхе и пригласила нас с Татьяной в Храм на Всенощную.
– Это будет необыкновенно красиво и благостно! Приходите обязательно и приносите для освящения куличи и вообще всё, чем будете угощать своих гостей!
Я перед ней даже немножко оробела, так увлечённо она говорила.
Что такое «благостно» не очень поняла. В моём доме в детстве не было крашеных яиц и куличей. Когда ребятня забегала ко мне «кокнуться яйцами», мама вежливо угощала моих подружек конфетами, пирожками, и я убегала с ними во двор. Бабушка, догоняя меня на лестнице, доставала из кармана своего длинного фартука тройку оранжевых яиц и я, как все, могла соревноваться – у кого яйцо крепче. Вот и все познания.
Теперь-то все поголовно верующие. Витрины магазинов перед Пасхой ярко расцвечены всевозможными освящённым куличами, бутылками с «Кагором», красками для яиц.
В каждом доме полный набор пасхальной снеди, а вот «благости»…
И решили мы с Таней, слегка иронизируя над собой (словно хотели во что-то поверить, но боялись подлога), отправиться за ней в Храм.
А вечер был какой! Тёплый апрельский вечер с ароматом молодой листвы, вербы и черёмухи.
В Храме в цветах утопали золочёные иконы и Царские Врата, пахло ладаном. Вокруг множество людей: молодые, пожилые, дети… Только лица почему-то показались мне озабоченными. Не увидела я в них Света. Когда началась служба, старалась вслушиваться в слова Батюшки, но в монотонной, казалось, нарочитой речи, не слышала ничего, что бы меня умиротворяло. А я так хотела этого! Крестилась вместе со всеми, старалась повторять слова молитв.