Квест империя. Трилогия

Мах Макс

– Предъяви обвинение! – хмуро потребовал полковник Вараба на первом допросе.

– Если вы вспомните устав, господин полковник, то, несомненно, вспомните и то, что я не обязан предъявлять вам никакого формального обвинения. – Старший дознаватель в чине штаб-майора был безукоризненно вежлив и невозмутим.

«Полковник», – отметил Виктор.

– Тогда покажи приказ, – процедил сквозь зубы взбешенный полковник Вараба.

– Прошу вас, полковник, ознакомьтесь и распишитесь. – Дознаватель выложил перед Варабой планшет мобильного вычислителя с выведенным на экран текстом приказа, подписанного начальником штаба флота метрополии.

– Ну? – спросил Виктор, ознакомившись с документом, не содержащим даже намека

на причины ареста, и подписавшись в графе «Ознакомлен».

– Когда и при каких обстоятельствах вы были завербованы ратайской разведкой? – спросил дознаватель, с интересом рассматривая Варабу.

– Щенок! – заявил аназдар. – Ты сначала определись, полковник я или подозреваемый, а потом задавай свои идиотские вопросы.

Дознаватель не обиделся.

– Будем считать, что пока, – он выделил слово «пока» специальным ударением, – вы полковник. Итак?

– Что именно итак? – оскалился полковник Вараба.

– Когда вы были завербованы ратайской разведкой, господин полковник? – Дознаватель был безмятежен, как летнее небо.

– Пошел ты! – ответил ему Вараба в свойственной ему манере, и колесо закрутилось.

Три дня его расспрашивали о службе, знакомых, малознакомых и совершенно незнакомых людях, о биографии и семье, время от времени задавая все тот же сакраментальный вопрос о вербовке. Но не прессовали и ментальное зондирование не проводили. Даже не пробовали, и ясно почему. У верка Гарретских Стрелков стояли в башке такие «запоры», что никакой контрразведке – хоть аханской, хоть ратайской – их не сбить. Печати ставили на императорском Камне семьдесят лет назад. И где теперь тот император и тот оператор Черных Камней?

Но с другой стороны, Виктор никак не мог понять, в чем тут интрига. Допросы не фикция, это было и ежу понятно, тем более такому волку, как Виктор. Содержание вопросов с высокой степенью достоверности указывало на желание контрразведки понять, тот ли он, за кого себя выдает. И более того, создавалось впечатление, что дознавателей интересует не только он, Вараба, сам по себе, но и вся их команда в целом. При этом один член команды, по-видимому, интересовал контрразведку – или тех, кто за ней стоял – гораздо больше других. К удивлению Виктора, этим кем-то была Лика. Все это настораживало и наводило на размышления, но более точной – не говоря уже об исчерпывающей – информации у него не было. Он даже не знал, один ли он арестован, или сидят уже все.

Утро четвертого дня ознаменовалось двумя событиями. Во-первых, старший дознаватель попросил Виктора подписать записку, адресованную администрации гостиницы. Записка содержала распоряжение полковника о передаче «посланному им лицу» его, полковника, личных вещей. Покрутив это предложение в голове пару минут, Виктор решил согласиться, и тут его удивил список, который предложил ему подписать штаб-майор. Список этот легко и логично делился надвое. В первую часть попадали всякие приятные для заключенного мелочи, типа нательного белья, трубки или несессера с туалетными и бритвенными принадлежностями, зато во вторую часть входили награды, наградные знаки, парадная форма и фамильный меч.

«А что это должно означать?» – спросил он себя, но ответить однозначно на этот вопрос не смог. Было непонятно, то ли это хороший знак, то ли, напротив, плохой, а в делах такого рода Виктор неопределенности не любил. Впрочем, это были еще цветочки, потому что второе событие этого «условного утра» заставило его не только удивиться, но, пожалуй, даже испугаться. А ведь испугать Виктора было совсем не просто.

Он только что успел подписать записку администратору «Бродяжьего Стана» и начал под аккомпанемент вопросов дознавателя обдумывать ее содержание, когда в кабинете появился новый персонаж. Человек этот был одет в гражданское платье и внешность имел самую что ни на есть заурядную. У него было

квадратное невыразительное лицо, с серыми блеклыми и плохо запоминающимися чертами, бесцветные маленькие глазки и сивые коротко подстриженные волосы. Впрочем, фигура у него была мощная. Чувствовалось, что мужик он сильный, даже, пожалуй, очень сильный.

Человек вошел и, не поздоровавшись и не представившись, прошел в глубь кабинета и, также молча, не спрашивая разрешения и вообще никак не реагируя на присутствующих, сел в свободное кресло. И тут Виктор почувствовал, что его то ли знобит, то ли мурашки по коже пробежали, но в следующее мгновение он понял, что это реакция его организма на незнакомца. Спонтанная реакция, опередившая реакцию сознательную. И еще он понял – по голосу, по изменившемуся напряжению лицевых мышц, по ауре, если хотите, – что точно такие же «чувства» к посетителю испытывает и дознаватель.

Незнакомец поднял на Виктора взгляд, и Виктора внезапно окатило волной первозданного ужаса. Это было практически незнакомое Виктору чувство, вдвойне неприятное и даже унизительное, именно потому, что было ему незнакомо и чуждо. Но факт: от посетителя к нему волна за волной шел холодный, ледяной ужас. Справиться с этим оказалось непросто. Забыв о дознавателе и его вопросах, забыв о своих тревожных мыслях, забыв обо всем, Виктор изо всех сил сопротивлялся давящему, пытающемуся его смять, чувству, стараясь не поддаться, не дать ужасу овладеть им, поглотить его.

Неожиданно незнакомец встал и так же молча, как вошел, покинул кабинет. Напряжение тут же спало. Не то чтобы прошло совсем – нервы все еще звенели, как рояльные струны, на которые прыгнул кот, – но все же отпустило немного. Виктор непроизвольно бросил взгляд на электронную проекцию на стене: минута пятьдесят семь секунд. И все? Виктор чувствовал, что он выжат, как лимон, и совершенно мокрый от пота. Холодного пота…

От замка Тсач до храма Айна-Ши-На они добирались на аэромобилях десанта. Эти машины комфортом не отличались и к отдыху не располагали, не говоря уже о том, что обзор – хотя бы какой-нибудь – в десантном отсеке отсутствовал напрочь. Но и лететь было недалеко, а значит, и недолго. Через пятнадцать минут они высадились прямо у западных ворот храма. Здесь уже стояло в ожидании начала праздника немало самого разного народа, как служилого, так и не обремененного тягловой лямкой. Офицеры, группирующиеся вокруг адмирала Чойя, встали на свободном пятачке в стороне от остальных гостей императора и начали неторопливо обсуждать перспективы сегодняшнего дня. В этот момент прибыл адъютант начальника штаба и передал тому какой-то пакет. Начальник штаба что-то тихо сказал адмиралу, и Чойя, кивнув тому в ответ, забрал пакет, открыл его и, выудив из пакета черный конверт, передал его одному из офицеров. Затем он окликнул еще одного офицера и еще, вручая счастливчикам конверты, содержащие приказ о досрочном чинопроизводстве, назначении на новую должность или о награждении. Впрочем, ритуал дня Благословения Вод предусматривал, что вскрыть конверт и, следовательно, узнать, что за награду ты получил от императорских щедрот, можно было только после оглашения соответствующей Малой Воли. Но сам факт, что тебе вручили черный конверт у ворот храма перед началом церемонии, уже был отрадным, и потерпеть до оглашения Воли было несложно.

– Полковник Вараба! – громко сказал Чойя, и удивленный донельзя Виктор подошел ближе.

– Держи, верк, – ухмыльнулся адмирал, протягивая ему конверт.

«Служу Советскому Союзу! – хмыкнул про себя Виктор, сжимая в руке плотный картон конверта. – И чем это наградил меня новый император? А главное, за что?»

Чойя пришел к нему в камеру – ну, пусть это была обычная каюта, но сути дела это не меняло – ближе к вечеру того памятного дня.

– Привет, Гек[97]! – сказал он, как ни в чем не бывало входя к Варабе.