Квест империя. Трилогия

Мах Макс

Итак, ночные охотники искали Ньюша. По-видимому, тот, кто их послал, вернее, оплатил их рвение, не объяснил им в деталях, кого следует искать. И был прав, если подумать. С чего бы ему было проявлять излишнюю дотошность? Надо было иметь совершенно извращенное или, напротив, изощренное донельзя воображение, чтобы предположить, что в это время года и в этих местах могут появиться другие двое – дама и кавалер, путешествующие без свиты в сторону владений Сиршей. Что учудил Ньюш, можно было догадаться и без объяснений, которых от него все равно не дождешься. Честь дамы и прочая ерунда в том же роде. Но не суть важно, как изволит выражаться Ворон в подобных случаях. Важно другое. Дороги их сошлись в этой корчме тогда и так, что никаких особых ухищрений, чтобы попасть в цитадель Сиршей, Мешу теперь не требовалось. Он попадет

туда легко и просто, как друг и гость принца Ньюша, как спаситель монаршей чести и головы. А значит, не зря ушли они с Сиан с Торного тракта. Не просто так шли сквозь горы и снежную бурю. Они шли и пришли ровно тогда, когда должны были оказаться в этой богами забытой корчме. И что на это скажут наши атеисты? Семьдесят лет назад, когда в этих краях бушевала гражданская война, вернее война всех против всех, Ф'Чаеш, поэт и воин, прославивший свое имя множеством побед и чудных стихов о любви, но более своими философскими трактатами, сказал: «Всему есть причина, и смысл содержится в любом человеческом поступке, хотя временами смысл этот отнюдь не очевиден». Аминь!

Глава 13В ЦИТАДЕЛИ

Что должен чувствовать человек, возвращаясь после долгих лет разлуки домой? А если это было изгнание? Если ты возвращаешься с чужим лицом и чужим именем, став и на самом деле другим человеком? И все-таки подразумевается, что возвращение домой это не просто возвращение в утраченное прошлое. Дом остается Домом, и время не властно над этим чувством, потому что оно есть не что иное, как чувство обретения, а не сожаления об утраченном. Однако после десяти лет жизни «после жизни», сделавших Меша тем, чем он являлся теперь, Меш возвратился в то единственное место во вселенной, которое он мог, хотя бы и формально, назвать родным домом. Однако замок Сиршей являлся также именно тем местом, где Меш много и долго страдал и где он совершил Непрощаемое, затмевающее все прочие жестокие вещи, содеянные им в тот злосчастный день, в тот страшный день, который и стал для него последним в цитадели князей Сирш.

И вот Меш снова шел по коридорам и галереям замка, узнавая даже мельчайшие детали, улавливая знакомые запахи и впитывая ставшую частью его собственного Я ауру родового гнезда князей Сирш. Меш не опасался того, что будет узнан, слишком многое изменилось в нем и слишком грубый, гротескный, а значит, неверный образ Меша мог сохраниться в памяти тех, кто еще мог его помнить. Меш-идиот, Меш-животное, чудовище Меш. За этими словами, как за пеленой тумана, скрывалось то, что могли вспомнить о нем обитатели замка, а значит, Мешу не следовало беспокоиться о таких вещах, но приходилось тревожиться о своей собственной душе, которая снова страдала, переживая мгновения прошлого с остротой только что случившегося. Время оказалось бессильно перед магией места. Прошлое не исчезло, и Меш вынужден был согласиться, что идея посетить это место наверняка была внушена ему кем-то из Демонов Воздаяния. Однако так или иначе, но существовал ведь и Долг. А Долг сильнее смерти и тяжелее жизни, как говорили в Вайяре еще во времена дедов его дедов.

Галерея кавалеров, украшенная доспехами славных предков, вывела их в огромную и мрачную Судебную Палату, где на возвышении из черного базальта стоял княжеский трон. Однако Меш лишь мельком взглянул на массивное кресло, целиком вырезанное из ствола каменного дуба, и проследовал дальше, туда, куда увлекал его и Сиан спешащий на встречу с отцом взволнованный и нетерпеливый Ньюш. Через мгновение вслед за быстро идущим принцем они вошли в предупредительно распахнувшиеся перед ними высокие двери справа от трона, прошли по короткому и узкому коридору до других дверей, которые охраняли два кавалера из княжеской Ближней сотни, и, миновав их, попали наконец в святая святых цитадели – приватный кабинет старого князя.

Княжеский кабинет был просторен, но в нем очевидным образом не хватало света, впрочем, как и везде в замке. Узкие стрельчатые окна, которые, как знал Меш, находились прямо напротив входа, были сейчас скрыты за тяжелыми портьерами, имитирующими гобелен. Свет приходил от горящих в камине дров и от ароматических свечей, зажженных в нескольких семисвечниках. Освещено более или менее было только пространство, в котором находился сам князь. Все остальное терялось в полумгле.

Старый Сирш –

а теперь он был уже, несомненно, старым – сидел в кресле справа от камина. Прошедшие годы выбелили его по-прежнему длинные волосы. Глубокие, как овраги предгорий, морщины избороздили некогда красивое и властное лицо. Глаза потускнели, и многочисленные недуги превратили кожу князя в подобие старого бурого пергамента. Исчезла и горделивая осанка, князь сидел в глубоком кресле ссутулившись, и немощь его сильного в прошлом тела была откровенна, как последнее прости. Однако при их появлении Сирш оживился и даже улыбнулся, но тем более жалким и старым показался он Мешу, не ожидавшему, несмотря на умение здраво оценивать факты жизни, что его отец так же подвластен времени и судьбе, как и любой другой смертный. Впрочем, кавалер Нош не мог, что естественно, испытывать при виде князя никаких иных чувств, кроме почтения к старости и уважения к титулу принявшего их старика. Поэтому Меш постарался спрятать свое удивление или, вернее, потрясение так глубоко внутри себя, чтобы быть уверенным – посторонний взгляд не сможет проникнуть туда и увидеть не подлежащее рассмотрению.

– Отец! – воскликнул Ньюш, быстро подходя к князю и опускаясь перед ним на колени. – Прошу вас, ваша светлость, не гневайтесь!

Он протянул к старику руки, и князь Сирш принял их в свои.

– Кавалер Байш имел законное право на твою голову, – сказал князь медленно, и Меш вздрогнул, потому что голос был единственным, что осталось неизменным в его отце.

– Вы правы, отец, – согласился Ньюш. – Но я жив, и я дома. А кавалеру Байшу остается лишь топтать свою тень. Таков закон.

– Ты прав, Ньюш, – усмехнулся князь. – Добравшись до Цитадели живым, ты закрыл счет. Скажи, она хотя бы того стоит?

– О да! – с юношеской горячностью воскликнул Ньюш. – Она стоит звездного неба и солнечного света!

– Очень поэтично, – снова усмехнулся князь, переводя взгляд на Меша и встречаясь с ним взглядом. – Но, по мне, несколько излишне.

Последние слова были обращены именно к Мешу.

– Если позволите, ваша светлость, – негромко сказал Меш, выказывая достаточное, но не чрезмерное уважение к коронованному собеседнику, и склонил голову в полупоклоне. – Без поэзии жизнь пресна, особенно в юности. О чем мы будем вспоминать в старости, если в молодости не совершим ничего такого, о чем стоило бы вспомнить, когда зима выстудит нашу кровь?

– Хорошо сказано, – улыбнулся князь. – И сделано тоже, – добавил он после короткой паузы. – Как мне сообщили, Ньюш обязан вам жизнью.

– Пустое, милорд, – отклонил высказанную в вопросе благодарность Меш. – Мы полагали, что разбойники пришли, чтобы взять нашу жизнь.

– Тем не менее, – возразил было князь, но, вероятно, в этот момент вспомнил, что гости до сих пор ему не представлены. – Ньюш!

Но и Ньюш сообразил уже, насколько грубо нарушены традиции и этикет, и, вскочив с колен, быстро произнес:

– Прошу прошения, господа, я был невежлив.

– Ваша светлость, – сказал он торжественно, глядя на отца, – разрешите представить вам кавалера Ф'Ноша и его супругу, кавалерственную даму н'Сиан.

Он поклонился князю и, повернувшись к Мешу и Сиан вполоборота, сделал приглашающий жест.

– Ваша светлость, – склонил голову в поклоне Меш. – Разрешите засвидетельствовать глубокое почтение и радость от встречи со столь прославленным монархом. Кавалер Ф'Нош к вашим услугам, ваша светлость. – Он поднял взгляд на князя и, снова поклонившись, указал рукой на Сиан: – Моя супруга, дама н'Сиан.

– Рад вас видеть, – улыбнулся князь и продолжил, указывая на стоящие перед его креслом стулья с высокими спинками: – Прошу вас, садитесь, господа, и расскажите, что привело вас в наши края. Ведь вы не из Вайяра, не так ли?

Князь внимательно рассматривал Сиан, легко поклонившуюся ему и уже присевшую на стул. В этом взгляде не было ничего обидного, оскорбительного или необычного. Во всяком случае, вначале. Но по мере того, как взгляд старого князя путешествовал по лицу Сиан, эмоции Сирша становились все более и более сильными и наконец достигли максимума, когда в его глазах отразился едва ли не испуг от нежданного узнавания. Его взгляд дрогнул и стремительно сместился на Меша. Их глаза встретились, и Меш понял, что в своих расчетах он допустил обычную, но непростительную для разведчика ошибку. Он недооценил противника.