Квест империя. Трилогия
Шрифт:
– Литовченко, – севшим от напряжения голосом сказал Игорь Иванович, пытаясь дожать там, где, интуиции следуя, дожимать не стоило. – Спецназ ГРУ. Майор. Семь лет в отставке. Нет левой руки и глаза.
– Вы его рекомендуете? – Голос у Кати стал теперь насквозь деловым.
– Рекомендую. – Кержаку снова стало трудно дышать.
«Помру сейчас», – обреченно подумал он и полез в карман за таблетками.
Женщина терпеливо ждала, пока он проглотит крохотную таблетку и сунет другую – валидол – себе под язык.
– Он… – Кержак с трудом проглотил мятную горечь слюны. – Он действительно
– Нет. – Женщина правильно поняла его вопрос. – Он занят сейчас. Немного.
Какая-то тень или тень тени стремительно пробежала по ее лицу, промелькнула и исчезла. И снова ее лицо выражало только безмятежный покой.
– Но он много рассказывал о вас, Игорь Иванович, а мне как раз срочно понадобилась помощь.
Странно, но именно такой ответ направил мысли Кержака в неожиданном, но вполне определенном направлении, и направление это оказалось совершенно непредсказуемым. Для него самого, Игоря Ивановича Кержака, непредсказуемым. Но прежде чем сделать то, что он решил, решился, ну почти решился сделать, Кержак совершил последнюю попытку «пролить свет» и расставить хоть какие-нибудь точки над некоторыми «I». Среди обрывков слухов, витавших, словно слабый дымок над остывшим уже пожарищем, над событиями десятилетней давности, был один…
«Рыжая, – сказал себе Кержак. – Она рыжая».
– Скажите, Катя, – спросил он. – Вы были тогда в гостинице?
– Была, – ответила она сразу, и глаза ее стали такими холодными, что от их взгляда оказалось трудно дышать, как на сорокаградусном морозе. И Кержак понял, что эта женщина не только первоклассный боец. Это очень и очень непростая женщина, и служить под ее началом…
– А старому разведчику в вашей армии… – медленно начал Кержак.
– …найдется и место и дело, – закончила за него Катя. – Я просто постеснялась вам это предложить с самого начала.
«Нет, милая, – грустно констатировал Кержак. – Ничего ты не стесняешься и не стеснялась, ты меня вербанула на раз, а я… тут же на цирлы встал, как так и надо».
– Но знаете, Игорь Иванович… – Голос ее сейчас напоминал мурлыканье сытой, довольной жизнью кошки.
«Только, – отметил Кержак, – не маленькой домашней кошечки, а такой кошки, с которой не приведи господь встретиться на тропе войны».
– Но знаете, Игорь Иванович, – сказала Катя и улыбнулась. – Давайте зайдем куда-нибудь, посидим в покое, позавтракаем… поговорим.
– В семь утра? – усмехнулся Кержак.
– Самое время, – снова улыбнулась рыжая Катя. – Не знаю, как вы, а я всю ночь на ногах. Ну так как?
– Согласен, – сказал Кержак и понял, что попался, как дите малое. Теперь к нему и силу применять не надо, сам согласился «пройти».
«Ну так, значит, так, – сказал он себе. – Значит, пришло время. И ведь когда-то это должно было случиться? Вернее, могло случиться, и не раз».
Но женщина поняла его и на этот раз.
«Мысли мои она читает, что ли?» – удивился он.
– Не волнуйтесь, Игорь Иванович, – сказала она. – Если бы вы были жертвой, вы бы ею уже стали.
И она приглашающе взмахнула рукой, указывая на «ауди». «Успокоила», – мысленно усмехнулся Кержак и решительно направился вслед за рыжей к ее машине.
– Разрешите представить
Кержак сдержанно поклонился брюнетке, носившей редкое ныне в Москве имя Клава, и блондинке, у которой оказалось вполне привычное русское имя.
Женщины улыбнулись в ответ.
– Приятно познакомиться, – пропела Клава.
– Будем знакомы, – решительно протянула ему руку Ира.
Рукопожатие Иры оказалось крепким, а говорила она с сильным, но совершенно незнакомым Кержаку акцентом.
– Да, кстати, – сказала Катя, когда все уже расселись в машине. – Ира – супруга Федора Кузьмича.
И у Кержака в третий раз свело мгновенным спазмом внутренности.
«Что происходит? – спросил он себя. – Что за фантасмагория?»
Кузьмичу, как ни крути, должно было быть теперь сильно за сто. И даже если он был действительно жив и жил в какой-нибудь далекой Аргентине, то и тогда навряд ли мог не то чтобы жениться на молодой и красивой женщине, но вообще мысль о женитьбе не могла бы посетить его плешивую голову. И женилка отсохла давно, и в голове уже должен оставаться один маразм.
«А ведь она не шутит, – думал он с удивлением и почти со страхом. – Она не шутит, но тогда…»
Машину вела Ира. Манера вождения у нее, как автоматически отметил Кержак, была резкая, напомнившая ему Костю Лифарева – вертолетчика, с которым он много летал в Афгане, а потом плотно общался в Москве. К сожалению, Кости давно уже не было в живых, а то бы…
«Что? – спросил он себя. – Что мешает им вернуть и его?»
«Нет, – напомнил он себе. – Они ведь никого не знают. Они здесь чужие и потому пришли ко мне. А там… Кто знает, какие мы там?»
Каких бы чудес ни ожидал Кержак, или, напротив, какие бы прогнозируемые или не прогнозируемые ужасы ему ни мерещились, но приехали они в самое обычное место. Машина остановилась около ничем не примечательного дома на Плющихе, и квартира, куда его пригласили, тоже оказалась самая обычная. Это была одна из тех квартир, которые с незначительными изменениями пережили и демократизацию с гласностью, и период первоначального накопления капиталов, и новый порядок. Узнаваемая хоть в советские, хоть в постсоветские времена квартира со старой, еще гэдээровского производства гостиной, чешской стенкой и почти наверняка венгерской спальней, которую Кержак, впрочем, воочию не видел. Когда-то роскошная, а ныне такая же никчемно старая, потасканная и, пожалуй, даже обветшалая, как и те люди, что состарились в то же время.
Проводив Кержака в гостиную и усадив его в кресло у журнального столика, Катя и Ира исчезли, и с Игорем Ивановичем осталась одна только Клава. Судя по звукам, доносившимся из кухни, находившейся по другую сторону длинного коридора, дамы взялись собирать завтрак. Впрочем, слух уловил и приглушенный мужской голос, но обладателя этого голоса представлять Игорю Ивановичу не спешили.
«Ну нет, значит, нет, – решил Кержак. – Захотят, представят, а не захотят… не захотят, не представят».
– А вы, Клава, откуда родом будете? – спросил он.