Квинт Лициний 2
Шрифт:
– Андрей, - дверь приоткрылась, и в нее, почему-то с чуть смущенным видом заглянул папа.
– Все математику свою долбишь? Давай, прервись, пойдем на кухню. Там мой товарищ пришел, познакомлю. Хотя... Он-то тебя в детстве видел, а вот ты его вряд ли помнишь.
Я чертыхнулся про себя, провожая мысленным взглядом с таким трудом реконструированную, а сейчас безнадежно развалившуюся логическую конструкцию.
"Ладно", - вздохнул и попытался взять под контроль всколыхнувшееся раздражение, - "заодно закреплю
На кухонном столе царил художественный беспорядок - сказывалось отсутствие женской руки: початая бутылка самтрестовского "Греми" соседствовала с блюдцем, на котором разлеглись присыпанные молотым кофе и сахарной пудрой колечки лимона. Рядом возвышалась стопка неровно нарубленных бутербродов с сыром и полукопченой колбасой. Судя по уже зажеванным лимонным долькам, процесс успешно стартовал.
У окна сидел незнакомый дядька с мясистыми ушами выдающихся размеров и деловито выдирал хребет из кильки пряного посола. Папа сел рядом, и начал чистить вареное яйцо. Ага, балтийские бутерброды будут.
– Как дела, боец?
– поприветствовал дядька, разглядывая меня с легкой иронией.
– И хороши у нас дела...
– напел я, присел и представился, - Андрей.
– Да я помню, что Андрей - коротко засмеялся он, - а ты меня, наверное, не помнишь? Иннокентий.
Я мотнул головой, пожимая плечами.
– Мы с тобой бычков как-то на Шаморе ловили. Ты, правда, тогда совсем мелкий тогда был, лет пять.
– Ааа...
– протянул я, припоминая валы водорослей на берегу, резкий, насыщенный йодом запах и шустрых морских блох, - это не вы потом с причала свалились?
И я звонко прищелкнул пальцем под подбородком.
Они переглянулись и громко заржали.
– Вот так мы отпечатываемся в памяти подрастающего поколенья, - смахнув слезу с угла глаз, сказал папа.
– Нет, то Володя был. Здорово мы тогда, да, Кеш?
– Определенно. Ну, между первой и второй...
И они повторили. Очевидно, сегодня правило здешних застолий "открытая бутылка в любом случае допивается" нарушено не будет.
– Ну, Андрей, - Иннокентий с видимым удовольствием зажевал лимон "а-ля Николя".
– Рассказывай, как живешь-можешь. Девчата в классе не обижают?
– Да что ж вы такое на наших комсомолок наговариваете, товарищ Иннокентий, - деланно возмутился я, - как они могут забидеть такого гарного хлопца, как я?! Я на один бутерброд вас обездолю, да?
– Что, наоборот, отбоя нет?
– он пододвинул мне тарелку с бутиками.
Я коротко призадумался. Мда, а ведь накрутилось на меня этих отношений с подковырками, как змей на Лаокоона.
– Ну, время такое... Молодое, - я развел руками, - мы выбираем, нас выбирают.
– И выбрал?
– он неожиданно остро глянул на меня.
– Да, - сказал я твердо.
– Ммм?
– протянул папа заинтересовано, - скажешь?
"Собственно, что скрывать?" - подумал я.
– Афанасьева.
– А!
– без малейшей паузы с энтузиазмом откликнулся папа, - рыжая мама. Такая... Видел на собраниях. Да, одобрям-с.
Я многозначительно поиграл бровями.
– Ну, в смысле, дочка ж на маму похожа?
– заюлил он, отводя от себя подозрения, и, потупившись, потянулся к бутылке.
– Хм... Ну понятно, - Иннокентий пододвинул рюмашку под разлив.
– И хобби себе нашел, да? Или будущую профессию? Думаешь стать великим математиком?
– Хобби у меня - кройка и шитье. А как с математикой отношения сложатся - неизвестно. Но наука красивая.
– Кстати, - вмешался папа, - представляешь, Кеш, он себе сам за неделю джинсы сшил - от настоящих не отличить, даже пуговицы и нашлепку на карман настоящие нашел. И на меня две рубашки сшил. Во, смотри, на мне одна как раз!
Иннокентий пощупал, поцокал и вновь повернулся ко мне:
– В математике-то ничего пока не открыл?
– Какое открыл! Грызу основы.
– По пять-шесть часов в день, отец говорит?
– Силы есть - грызу. Заканчиваются - отдыхаю, - я чуть недоумевающе посмотрел. Что-то допрос начинает напоминать.
– Да нет, Володя, все нормально, - невпопад сказал Кеша, повернув голову к папе, - я тебе уже сейчас могу сказать. Ну, почти... Но кто не без странностей?
Папа отчетливо выдохнул и чуть порозовел.
– Ну и слава богу, - мне показалось, что он сейчас перекрестится, но вместо этого он решительно тяпнул рюмку.
– Отрицательный результат - тоже результат. Хороший.
Я приподнял бровь, показывая, что потерял нить беседы.
– Да напугал ты меня!
– воскликнул папа, гневно двигая бородой, - этим своим математическим энтузиазмом!
Горлышко бутылки чуть постучало по рюмашке, и несколько капель пролилось мимо.
– Тьфу!
– с чувством констатировал папа, - аж руки дрожат. Я ж шизу у тебя заподозрил. Бред изобретательства или вред величия.
– Хм...
– я с трудом удержался, чтоб не засмеяться, - бред величия? Я сильно чем-то хвастал?
– Ну...
– папа неопределенно поводил рукой в воздухе.
– Скрытый бред.
– Скрытый бред?
– переспросил я и, не сдержавшись, заржал.
– Хех, скрытый бред - это бред, - поддержал меня Иннокентий.
– Да откуда я помню! Я ж нормой занимаюсь. А психиатрию аж когда проходили...
– папа начал оправдываться.
– Ладно, - я поднялся, - раз со мной все выяснили, я пойду?
– Погодь, - папа качнул головой, - себя надо знать. Садись, послушай анализ.
Я сел и посмотрел на посерьезневшего Иннокентия.