Квинтэссенция Кью
Шрифт:
Меня не волновал окружающий мир. Были только мы. Это было наше извращенное изучение того, как жить без чувства вины и стыда.
Кью продолжал покусывать мою шею, поднимаясь вверх вдоль челюсти к губам. Когда он поцеловал меня, то не стал сдерживаться. Его язык погрузился глубоко, принося металлический привкус крови и потребности, настолько основополагающей, что это грозило уничтожить все мои сознательные мысли, полностью развенчать все знания, существующие ранее, и принять жизнь, что подразумевала под собой существовать только для того, чтобы быть с Кью.
Его руки опустились, чтобы
— Все что касается тебя, принадлежит мне безраздельно. Ты отрицаешь это.
Тяжело дыша, противостоя желанию потереться своей плотью о его ногу, что располагалась между моими бедрами, я покачала головой.
— Я не отрицаю этого.
С резким кивком, Кью потянулся к мягкому кожаному ремешку, чтобы закрепить его вокруг моего запястья. С яростным выражением, он затягивал его, пока я не ощутила слабые покалывания в подушечках пальцев. Резкое чувство паники пришло из ниоткуда, стискивая мое сердце, насыщая его волнением.
Кью замер, смотря на меня беспечно. Жажда, что сияла на его лице, заставила меня желать его больше. Я не могла убежать и осознание этого, без сомнения, возбудило мое тело.
— Ты напугана. — Его голос был грубым, я еле разбирала слова.
Я открыла рот, чтобы отрицать это, но стоило мне скрыть правду? Кью жил ради правды, он боролся за ощущение подлинного страха.
— Ты так туго затянул. Я боюсь, что никогда не смогу освободиться.
Он усмехнулся.
— А ты думаешь, что будешь свободна, когда не будешь обездвижена? Ты совершенно не знаешь меня, эсклава. — Захватывая в плен своих пальцев мою левую руку, он в точности повторил свои действия, пока те же самые ощущения слабых покалываний не стали чувствоваться в моих кончиках пальцев. — Ты никогда не освободишься от меня. Я, в свою очередь, никогда не освобожусь от тебя. Это решать только судьбе, потому что именно она свела нас вместе.
Воспоминания о нашей кровавой клятве заполнили мой разум.
— Nous sommes les uns des autres (прим.пер. Мы принадлежим друг другу).
Он втянул глубокий вдох; на его лице танцевали тени из-за ранних утренних туч. Солнце покрывало комнату круглыми пятнами, от которых веяло теплом, за исключением этого угла. В этом углу было позволено находиться лишь теням.
— Oui ( прим.пер. Да). — Кью склонился, чтобы поцеловать меня, но я держала свои глаза открытыми. Сосредотачивая свой взгляд на точеных скулах и на том, сколько одиночества было в его мучительном взгляде. Мы не отводили глаз друг от друга, пока он целовал мои губы, нежно, но в то же время с ноткой опасности. Его язык балансировал по тонкой грани нерушимого наказания и неконтролируемой страсти.
Его большие ладони обхватили мое лицо, удерживая меня на месте, когда он наклонил свою голову чуть под углом, чтобы углубить поцелуй. Задняя сторона моей шеи ударилась о деревянную поверхность креста, когда его жилистое мускулистое тело прижалось к моему. Его обнаженная
Отстранившись, Кью тяжело дышал, приводя свою татуировку с воробьями к беспокойному трепетанию их крыльев словно обезумевших. Набегающие темные тучи и колючая проволока смотрелись практически ужасающе, поглощая большее количество несчастных птиц, вырывая больше перьев, затягивая их глубже в борьбе за свободу. Кью ожидал, что я упорхну от него. Мне необходимо было найти способ доказать ему, что я не собиралась делать этого.
Вспышка вдохновения пронзила меня, я пробормотала:
— Ты — мои крылья. Ты научил меня летать.
Он застыл без движения, руки оставались лежать неподвижно на моих щеках. Его бледные глаза пронзительно смотрели в мою душу.
Кью был не только моим Господином в пределах спальни. Он был Господином моего сердца.
Наконец, он произнес своим низким, выразительным голосом:
— Ты незаметно избавила меня от одиночества. Возможно, я и стал твоими крыльями, но ты стала моей силой притяжения. Я никогда не освобожусь от твоей власти.
Я сдалась от его слов. Если бы мои руки не были прикованными к поверхности креста, я бы обвила их вокруг Кью и вцепилась в его тело. Я бы высвободила его жесткую эрекцию из боксеров и скользнула киской на его длину, поглощая ее. Я нуждалась в соединение. Я нуждалась в том, чтобы связать нас. Переплести. Заклеймить и поглотить нас.
Кью, казалось, чувствовал то же самое. Его взгляд сменился от глубокого и чуть тлеющего до оживленного и сияющего. Его самообладание от напряжения, что он испытывал, сменилось состоянием, когда он был явственно на пределе своих возможностей, словно упругая стальная пружина, что вырвалась на свободу, ослабляя скопившегося напряжение. Хищник, волк, убийца, который испытывал желание поразвлечься со своей добычей.
— Больше никакой болтовни, Тесс.
Я вздрогнула от того, как он произнес мое имя. Оно содержало в себе каждую частичку эмоций, которые он не мог выразить словами.
Кью опустился на колени, с глухим стуком прижимаясь к густому ворсу белого ковра. Он с силой дернул мою левую ногу, отодвигая ее чуть в сторону, чтобы она прижалась к кресту, и закрепляя ремешок вокруг лодыжки резким движением. Я непривычно качнулась вперед, полностью полагаясь на манжеты, что были обернуты вокруг моих запястий, предоставляя мне равновесие.
Когда его пальцы совершали свою работу с ремешком вокруг моей щиколотки, посылая целый ряд ярких ощущений к чувствительной поверхности внутренней стороны бедра, Кью пробормотал:
— Когда-нибудь я сломаю тебя окончательно. Когда-нибудь я буду обладать достаточной силой, чтобы воплотить это обещание в реальность.
Невообразимый нервный трепет от его признания словно стрелой пронзил насквозь мое сердце. Я хотела собрать воедино все свои душевные силы и сказать ему, что я уповала всем существом на Господа Бога, что он так и сделает, но мне казалось, что Кью не это имел в виду. Он не хотел сломать меня до того момента, пока я буду полностью уничтожена — он хотел обладать мной в полной мере, разница была в том, что я не была уверена, что сам Кью знал что он имел в виду.