Квинтэссенция Кью
Шрифт:
Усиль свою хватку, заставь меня истекать кровью, этот голод должен быть пресыщен.
Две эмоции боролись во мне: неуверенность и волнение. Я выиграла бой, который вела на протяжении четырех дней: я заставила Кью сдаться. Но какой ценой? Я не могла больше понимать его язык тела — он испытывал слишком сильную душевную боль, источая вожделение. Его бледно-зеленые глаза были совершенно нечитаемыми, отстраненными от всего происходящего, кроме опаляющего жара доминирования.
Пока я смотрела на крест, все в
Мое горло саднило там, где он держал его. Его большая ладонь безжалостно обрушилась на мою трахею с явным желанием вырвать ее. Бороться до того момента, пока он меня не отпустит, было совершенно бессмысленно. Но каким-то образом, я знала, что Кью нуждается в том, чтобы ему преподали урок самого основополагающего момента в отношениях. Ему необходимо было понять, что для любого рода любви, что зарождалась между нами, нужна была устойчивая основа, чтобы она могла существовать дальше. Эта основа опиралась на непоколебимое доверие и веру друг в друга.
Я сказала, что доверяю Кью. Но я не доверяла. Пока еще нет. Я была также уверена, что и он мне не доверял. Мы оба блуждали в темноте, пытаясь понять природу нашей связи, а пока мы не научились распознавать ее и верить друг в друга, мы были обречены.
Мои подушечки пальцев прикоснулись к саднящей шее, я вздрогнула, когда сглотнула. Боль была оправданным экспериментом, чтобы познать, насколько далеко мог зайти Кью. Я была всего в шаге от того, чтобы потерять сознание, но он не перешел границы дозволенного.
Я позволила своей вере в Кью немного увеличиться.
Кью слегка подвинулся ко мне, наблюдая за тем, как я поглаживаю кожу горла пальцами. Его глаза вспыхнули неприкрытым стыдом и сожалением, перед тем как были поглощены сверкающим жаром и тьмой.
— Я не стану извиняться за то, что причинил тебе боль. Ты меня спровоцировала. Je ne peux pas me priver si longtemps (прим.перев.Единственное, что я мог, — это отказывать себе на протяжении долгого времени).
Мое тело откликнулось на его слова, плавясь, расслабляясь, приготавливаясь принять его тело. Глаза Кью действовали, как катализатор для постепенно нарастающего пламени, что разгоралось в моем животе, но внезапно оно вспыхнуло и распространилось, за счет чего поглотило все вокруг, превращая мои внутренности в пепел.
— Я не ожидаю твоих извинений, — прошептала я.
— Хорошо. — Он положил ладонь на мою щеку. Это предполагалось как нежная ласка, но внутренне Кью все еще клокотал от тихой ярости.
Я стояла неподвижно, когда Кью провел пальцем за моим ухом, поправляя выбившуюся прядку. Вздрагивая, я впилась в него взглядом. Уставившись глубоко в сердце монстра, которого я предпочла такому милому парню, как Брэкс.
В то время как Брэкс был ярким солнцем, Кью был бесконечной тьмой, затягивающей в пучину своего пустого пространства. Черная дыра полная тайн и загадочных миров. Мои глаза переместились к кресту. Готова ли я ступить в мир боли? Освободился ли он, наконец, от своего
Приход в его мир означал то, что у меня было множество вещей, которым нужно научиться. Насколько я могу быть смелой, и какой у меня пороговый лимит боли?
— Я была глупа, ma^itre. — Мои глаза опустились к его соблазнительным губам. Они были чуть влажные от его языка, наполняя мой рот слюной от одной мысли о том, чтобы поцеловать его снова.
Его рука скользнула вниз от моего уха, легким касанием задела сосок. Я дернулась всем телом, а моя киска сжалась от безобидного прикосновения.
— Ты была такой глупой. Отчаянно глупой, эсклава.
Я кивнула, мое дыхание было поверхностным, когда Кью склонил голову и прикоснулся к моим губам в легком, еле ощутимом поцелуе. Я потеряла от него голову, отчаянно желая обвить руки вокруг его шеи и прижаться грудью к его мощной силе. Какая-то важная часть меня, неразумная, но все еще неизменно осознающая все, знала, что мне необходимо сломить Кью полностью, прежде чем он опять поддастся влиянию своей мягкой стороны характера.
Он боялся.
Но боялся чего? Может, потому что у него никогда не было такой мощной связи, как наша, до этого. Возможно, Кью и правда думал, что он — порождение дьявола и неспособен на чистую любовь. Но я ни за что бы ни отказалась от него.
Кью углубил поцелуй, и я застонала. Обвивая руки вокруг его шеи, я притянула его ближе к себе. Он издал тихое рычание, прижимая нас к твердой поверхности деревянного креста за моей спиной. Затем его руки с силой поймали мои запястья и убрали их, приложив определенную силу, чтобы разомкнуть их вокруг его шеи.
— Ты сама знаешь, насколько глупая и все равно продолжаешь провоцировать меня. Попыталась бы ты погладить пантеру, когда та охотится? Non, parce que la mort te trouverait rapidement (прим. пер. Нет, потому что смерть найдет тебя незамедлительно). — Его слова были отрывистыми и четкими, как пули, выпущенные из пистолета.
Образы безжалостных хищников, убийства и крови заполнили мой разум.
Кью был рожден в полнейшей мгле, что была вызвана жизненными обстоятельствами, которыми он не стал бы делиться со мной, но, если кто-то из нас и был поврежден, то это был определенно он. Я желала, чтобы он больше не боялся себя. Ему больше не нужно быть одному.
С моими запястьями, что крепко удерживали его пальцы, я проговорила:
— Хочешь знать, о чем я думала, когда вернулась к тебе? Обещание, которое я дала сама себе.
Кью замер, ноздри затрепетали.
Я восприняла его молчание за положительный ответ и продолжила:
— Я сказала себе, что буду сражаться за тебя. Ты достоин того, чтобы за тебя боролись. Я не знала тогда, что нужно было делать, и я не знаю сейчас, через что мне придется пройти, чтобы... — я устремилась вперед всем телом, чтобы поцеловать его. Он отодвинулся, и его крепкая хватка не дала мне пространства совершить задуманное... — но я никогда не прекращу бороться за тебя. Я была права. Ты стоишь каждого боя, что мне приходится преодолевать. Каждой ссоры и преграды, что встречаются на моем пути. Я буду сражаться за тебя, потому что влюбляюсь в тебя, Кью.