Квинтовый круг

Лукин Евгений

– Биоробот? Здесь, на Юкке, где нет ни малейших признаков ноосферы?

– Я и сам не хотел верить, но что поделаешь? – Барту устало опустился в кресло. – Такие факты.

– Ну-ну, – поощрил Лобов, хотя видно было, что он не переставал сомневаться.

– Припомните, как мы были удивлены, что в юккантропа попал единственный камень и чертовски неудачно – прямо в голову. Так вот, могу вас уверить, что в него попал по меньшей мере пяток камней. Но они не оставили почти никаких следов на его теле! Так, едва заметные царапины. Я сразу обратил внимание на особенность размозженных тканей юккантропов – раны и ранки почти не кровоточили и вообще имели резиноподобный вид. И вот, когда юккантроп скончался, по крайней мере я так думал,

вспомнил об этой особенности его тканей. И, разумеется, решил исследовать под микроскопом. Сколько ни бился, мне не удалось обнаружить даже намека на клеточное строение, характерное для всего живого. Какая-то волокнистая, упругая высокомолекулярная масса!

Сомнение, отражавшееся на лице Лобова, постепенно уступало место раздумью. Барту заметил это и продолжал с еще большей живостью:

– Разумеется, я не ограничился пораженными тканями, а произвел вскрытие и взял пробы самых разных органов и частей тела. Кстати, я называю юккантропа биороботом потому, что он копирует живое существо не только внешне. У него обычный комплекс внутренних органов, если не считать таких деталей, как наличие не одной, как у нас с вами, а двух – левосторонней и правосторонней печени и всего одной почки, правда, очень большой и, как я догадываюсь, с двухконтурной системой очистки.

Лобов чуть улыбнулся твердыми губами.

– Нельзя ли ближе к делу?

– Прошу прощенья, я увлекся, но это естественно. Так вот, ни один орган, ни одна ткань не имела клеточного строения! По крайней мере, в нашем понимании этого слова. Важнейшим признаком клетки является наличие наследственного вещества, дезоксирибонуклеиновой кислоты, которая у развитых форм концентрируется в ядре, у простейших, скажем, у бактерий, – рассеяна в цитоплазме. Ткани юккантропов полностью лишены наследственного вещества! А без него невозможен процесс деления клеток, то есть процесс формирования организма из одной-единственной зародышевой клетки. Поэтому я с полным основанием заключаю, что юккантропы – не подлинные живые существа, а всего лишь модели. Модели разового применения, кем-то и для чего-то созданные.

– Вы что же, считаете моделями всех юккантропов планеты? – спросил Лобов.

Живое лицо Барту несколько померкло.

– Юккантропов на планете несколько сот тысяч, если не миллионов, – продолжал Лобов, – кому и зачем понадобилось производить их в таком количестве?

Барту смущенно кашлянул.

– Этот аспект вопроса мне как-то не приходил в голову. – Он помолчал, его усталые глаза сощурились, а на губах заиграла легкая улыбка. – Разумеется, я понимаю, заселять планету миллионами биороботов – занятие идиотское. Но положа руку на сердце разве мы, земляне, не производим на неосвоенных планетах массу различных экспериментов? И разве цели этих экспериментов всегда будут понятны другим разумным? Может быть, мы встретились с шуткой, если хотите, с капризом некой могучей расы?

– Шутка или каприз, – машинально повторил Лобов в раздумье.

Он меньше всего думал о капризах игривых сапиенсов. Если Барту не ошибся, если то, что лежит сейчас в госпитальном отсеке, действительно биоробот, обстановка на Юкке меняется коренным образом. Дело идет о прямых или косвенных контактах с другой цивилизацией.

– Обследуем других животных Юкки, – предложил Лобов. – Если и эти животные окажутся моделями, биороботами, как назвали вы их, тогда будет о чем подумать!

Барту взглянул на Лобова с одобрением.

– Отличная мысль.

– Вы останетесь на корабле, Поль, и ответите на вызов Клима, если такой последует. А я принесу животных. Сколько вам потребуется?

Барту широко улыбнулся.

– Чем больше, тем лучше, разумеется.

– Я говорю о разумном минимуме.

Иван отобрал в виварии трех небольших зверьков, усыпил их, уложил в специальный бокс и отнес Барту. От Клима никаких сообщений не поступало, униход, по данным телеметрии, благополучно продолжал рейс. Пока Барту проводил опыты, Лобов решил осмотреть последний из четырех складов, до которого еще не дошли руки.

Приближалась волна тумана, и благоразумнее было бы вернуться в шлюз корабля, но Иван хотел кое-что проверить.

Прошло несколько секунд, и на него бесшумно навалилась пушистая молочно-радужная стена. Зримый мир без следа растворился в ней, а звуки приглушились, словно уши заложило ватой. Он насторожился, превратившись в слух: «это» всегда случалось в тумане. И все-таки, услышав мягкий оклик: «Иван!» – и тихий женский смех, невольно вздрогнул.

Причудливые звуки, похожие на смех, шушуканье, оклики, Иван слышал не первый раз. Они рождали беспокойство и тревожные темные мысли, в которых было нечто от настроений, навеянных страшными сказками детства. Сказками, которые пугают и стирают грани между вымыслом и реальностью. Вот и сейчас, наверное, потому что смех чудился женским, Лобову вспомнилось, что в составе научной группы «Метеора» была молодая женщина, Дина Зейт, биолог. Вглядываясь в туман, сквозь который просвечивал близкий кустарник, казавшийся еле намеченным кружевом, Иван думал о том, что, возможно, с ума сошел не один Майкл Дивин. А весь экипаж «Метеора». И теперь эти бедолаги, как призраки, бродят вокруг «Торнадо». Ничего не могут вспомнить, гукают, перекликаются и истерически хохочут. Лобов с некоторым усилием усмехнулся, стараясь прогнать эти мысли. Полно! У подозрительных звуков могло быть и куда более простое объяснение. Разве на Земле не плачут шакалы, как маленькие дети? Разве хохот филина или жуткий вопль лемура не леденят кровь?

Туман протянуло, и Иван прямиком отправился к запертому складу. Распахнув дверь, он некоторое время стоял неподвижно, давая глазам привыкнуть к тусклому свету, которым освещался сводчатый коридор. Когда глаза привыкли, Лобов удивился – по полу тянулись грязные следы, очень похожие на те, какие Клим и Поль видели на «Метеоре». Лобов хорошо помнил их по отчетным снимкам. Посередине коридора тянулась грязная полоса, как будто тащили что-то волоком.

Чувствуя все нарастающую тревогу, Иван пошел по этим следам. Они обрывались возле рефрижераторной, где обычно хранились скоропортящиеся продукты. «Запасы пищи для животных вивария?» Иван осторожно толкнул дверь. Она подалась. Тогда он рывком распахнул ее и остановился на пороге. Мгновение стоял, напрягшись, потом шагнул назад, рванул дверь так, что та захлопнулась с сочным шлепком, и прислонился к стене, чувствуя тошноту и противную слабость в коленях.

9

Барту был так увлечен работой, что не заметил вошедшего Лобова.

– Поль!

Барту вздрогнул от неожиданности, но, обернувшись, поспешно поднялся со стула и заулыбался.

– Чудеса! Настоящие чудеса, Иван!

Он живо подошел к Лобову и, невзирая на его легкое сопротивление, потащил к лабораторному столу.

– Животные, которых вы принесли мне, оказались типичнейшими моделями! – не переставая, говорил он. – В том смысле, разумеется, что их ткани полностью лишены наследственного вещества. Казалось бы, все ясно, но… – Барту показал рукой на трех зверюшек, рядком лежащих в прозрачном боксе друг подле друга: ящерицу со свиным рыльцем, зайца с длинной, как у лебедя, шеей и голенастую, с ногами-ходулями крысу. – Кому понадобилось моделировать этакую дребедень?

Он посмотрел на Лобова веселыми глазами, засмеялся и живо продолжил, не давая ему раскрыть рта:

– Разумеется, предположение, что все живое на Юкке модели, биороботы, попросту нелепо, следует искать иного, более рационального объяснения. И вот, когда я окончательно укрепился в этом намерении, мне фантастически, уникально повезло!

– Поль, – вклинился наконец в этот нескончаемый поток слов Лобов, – вам приходилось раньше осматривать убитых?

По лицу Барту скользнуло недоумение, снова сменившееся улыбкой.