Квота, или «Сторонники изобилия»
Шрифт:
Заметив Флоранс, отец Эспосито с виноватым и огорченным видом воздел руки к потолку, как бы говоря: «Сами видите, дочь моя, до чего я докатился…»
– Здравствуйте, отец мой, – сказал Квота, словно ничего не замечая. – Располагайтесь как дома. Ваши когорты в порядке? – спросил он, помогая священнику снять с себя всю эту сбрую.
– О, мои когорты! – простонал Эспосито, и в его голосе прозвучало ожесточение. – Вы же прекрасно знаете, что по вашей вине, сын мой, они растаяли как снег на солнце.
– Как? По моей вине? – лицемерно удивился Квота.
– А по чьей же еще? – ответил Эспосито. – Разве я не похож на шута? Разве не превратили вы меня в автомат? В покупательную машину?
– Значит, отец мой, вы предпочитаете, чтобы они хлебали ваш нищенский суп?
– Это софистика! – резко отрезал Эспосито. – Я отвергаю такую постановку вопроса.
– Значит, вы считаете, – мягко, даже слащаво пропел Квота, – что благосостояние не препятствие религии?
– Конечно, нет! Но при условии – не переступать границу, как по наущению самого дьявола сделали вы, сын мой!
– Браво, святой отец! Садитесь. – И Квота любезно подтолкнул Эспосито к мягкому креслу. – Я рад, что мы нашли с вами общий язык!
– Общий язык! – возмутился священник, ворочаясь в кресле. – У меня с вами найдется общий язык только тогда, когда вы придете ко мне просить отпущение грехов.
– А в чем же я провинился?
– Прежде всего вы должны покаяться в гордыне, – прогремел Эспосито.
– Затем?
– Затем публично признать свои ошибки, отречься от своего безрассудства, осудить его роковые последствия.
– А если я этого не сделаю?
– Тогда не ждите от меня помощи, я откажу, о чем бы вы ни попросили у несчастного слуги божьего, хотя и не представляю, чем могу быть вам полезен. Зачем вы позвали меня?
– Отец мой, я действительно нуждаюсь в вас, но и вы в такой же степени нуждаетесь во мне. – Квота говорил серьезно, и голос его прозвучал озабоченно. – Вы сказали, что ваша паства теряет веру, а это скверно, очень скверно, просто отвратительно. Без религии нет совести, без совести нет чувства долга, а раз так – существующий порядок и экономика окажутся под ударом. Я верну вашу паству, отец мой, это и в моих и в ваших интересах. Больше того, если вы меня послушаетесь, я увеличу ее во сто раз.
Бедняга священник заерзал в кресле, и Квота, выждав, продолжал с холодной улыбкой:
– Но если я покаюсь в своих, как вы говорите, «грехах», тогда я, уж конечно, буду бессилен что-либо сделать.
Эспосито растерянно захлопал ресницами.
– Не будем возвращаться к средневековью! – сказал Квота неожиданно резким тоном. – Прошли те времена, отец мой, когда веру вколачивали в души с помощью нужды, страданий и страха. Доверьтесь мне, и мы вместе с вами привьем ее самыми современными методами, в условиях гигиены и изобилия. И прогресса, отец мой, ведь вы же сами это поняли еще задолго до меня.
Волнение священника усиливалось.
– Сын мой, право, не знаю… боюсь, как бы…
– Положитесь на меня, отец мой, страшиться вам нечего. Правда, веру не продашь на метры, как обои, это более тонкий товар, и требует он соответствующего подхода. Но, надеюсь, я неплохо зарекомендовал себя здесь. Итак, отец мой, дайте руку и будем действовать вместе, я знаю, вы принадлежите к той категории служителей бога, которые не ослеплены религиозной рутиной, больше верят в дух, чем в букву писания, и прекрасно понимают, что, если пастух отстанет, стадо обгонит его. Ну, а что касается меня, то я доказал делом, что держу свои обещания. Если вы поможете мне, через несколько месяцев мы пополним поредевшие ныне ряды верующих, превратим их в армию благочестивых муравьев.
– Странная у вас манера говорить о вере, сын мой… Товар! Нет, видно, нам с вами не по пути…
– Не следует придираться к словам, отец мой. Разве так уж важно, каким путем ваши овечки вернутся в лоно церкви, главное, чтобы они вернулись. Разве вы оставите на произвол судьбы желтеющие нивы? Если я брошу семена в землю, разве вы пренебрежете урожаем? Откажетесь жать созревшие колосья?
– Но почему… хотелось бы понять, почему вы стремитесь помочь мне, бедному священнику?..
– Отец мой, я хочу, чтобы люди ловили любое ваше слово. Пусть каждый вечер, в час молитвы, все жители Тагуальпы видят и слышат вас по телевидению. Каждый вечер вы будете напоминать им об их долге и не только по отношению к богу, но и к кесарю. Об их религиозном и об их гражданском долге. В плане религии это значит чтить создателя, а в гражданском – покупать товары. Таким образом, экономика перестанет быть чем-то низменно житейским, мы облечем ее в священные покровы. Вот чего я жду от вас, отец мой. Кроме того, не забывайте, что когда ваша секта, – продолжал Квота, словно все уже было решено, – разрастется с моей помощью, она построит новые храмы, приобретет тысячи предметов религиозного культа, ей потребуются кирпич, цемент, лес, черепица, стекло, медь, свечи, ладан, витражи, требники, органы и еще многое, многое другое, – словом все то, чем изобретательный ум способен пополнить обряды и богослужения. Какой богатейший рынок сбыта! Вы краснеете, отец мой, но почему этого надо стыдиться? Какая религия стыдилась своего богатства? Разве Ватикан, разве храмы Бенгалии не владеют неисчислимыми богатствами? Я обещаю вам богатство, отец мой. Глядя на вашу секту, остальные религии старой, отставшей от века церкви умрут от зависти. Скажите одно лишь слово…
– Но вера… ведь вера не продается, как простые рубашки, и я…
– Все продается, отец мой, все, разница лишь в методе. Мы же продаем утомленным людям тишину, пустыню, небытие – чудесное изобретение присутствующей здесь сеньориты. Ну, а если нам не повезет, если мы ничего не добьемся, что тогда? В худшем случае все вернется к прежнему. Вспомните-ка о Паскале и рискните, святой отец. Рискните ради веры, вы же ничего не теряете!
– Дайте мне время поразмыслить, сын мой… – взмолился Эспосито и, увидев, что Квота нахмурился, добавил: – Недельку, не больше… Ну, три денечка… Два?
– Нет. – И Квота нетерпеливо мотнул головой: – Вы должны решить немедленно. Вы знаете отца Альтамираса?
Услышав это имя, Эспосито побледнел. Полная противоположность ему самому, Альтамирас слыл человеком решительным, который ради достижения своих целей не останавливался ни перед чем. Эспосито задрожал.
– Основателя секты «Небесные профсоюзы»? – спросил он, не в силах скрыть беспокойства.
– Тоже весьма прогрессивная секта, – сказал Квота, – и к тому же процветающая…
– Ну, положим, это только он так говорит! – резко возразил священник, побуждаемый завистью к конкуренту.
– Нет, это правда, мне известны их доходы, – безжалостно настаивал Квота. – Завтра он придет ко мне. Неужели вы дадите себя обойти?
– Значит, надо вот так, сразу… – пролепетал отец Эспосито.
– Куй железо, пока горячо, – вот в чем мудрость, отец, поверьте мне. Ну чего вы сопротивляетесь? Все готово, дело только за вами… Одно лишь слово над этим святым Евангелием… одно обещание…
– Слово?
– Даже не слово, одно движение вашей руки, – живо сказал Квота, подсовывая Евангелие под ладонь Эспосито. – Браво! – воскликнул он. – Спасибо, поздравляю вас, отец мой, вы показали себя человеком дела! Наш союз будет плодотворным, можете не сомневаться. Итак, во имя экономики Тагуальпы, во имя процветания ваших «когорт», ради вящей славы господней!