Кыся
Шрифт:
Приподнялся я, встал на задние лапы, навалился на нее, передними лапами обхватил всю ее наружную заднюю часть фигуры, отодвинул в сторону ее хвост и...
Это, я вам скажу, было нечто!!!
Картинка маслом: пол-Лисицы в норе, пол-Лисицы снаружи. В саду. Я во всю трахаю ту половину, которая торчит снаружи, а из норы уже никакая земля не летит, а только слышен негромкий скулеж, но уже не с плачущими, а явно с восторженными интонациями. С таким сексуальным захлебом и подвыванием, что я благодаря Шредеровско-Манфредиевским стимуляторам и ежедневным инъекциям
Трахаю ее, а сам думаю - как только кончу, надо будет рвать когти и уносить ноги раньше, чем она свою морду из норы высунет. Она же дикая, дура! Загрызет же к чертям Собачьим!..
Но не вышло мое дело... Все ЭТО завершилось так бурно, что я свалился у самой норы и лапой пошевелить не могу. Честно признаюсь - жду самого худшего. Ни сопротивляться, ни бороться за жизнь сил нету...
А Лисица этак задом, задом выбирается из своего футляра - морда в земле, передние лапы грязнущие, рот раскрыт, язык наружу. И разглядывает меня, лежащего и обессиленного, и мне бы впору зажмуриться, попрощаться с жизнью и ждать скорого конца, а я вдруг чувствую - она облизывает меня! И тявкает так весело, так забавно... И катается по земле абсолютно как Кошка... Я прибалдел! Вот это да.
Ну, я тоже лизнул ее раза два-три. Это мне еще Шура, помню, баечку рассказывал про вежливость. Вроде бы английские короли утверждали, что ничего, дескать, нам не стоит так дешево, и ничего не ценится нами так дорого, как вежливость.
И точно! Она меня в ответ как давай лизать, чуть ли не взасос! Ну, я так поднапрягся, собрал остатки сил, и говорю ей по-нашему, по-Животному:
– Ты, что, давно на просушке?
Вижу, она на меня так смотрит и не понимает, о чем это я. Ну, я ей снова, в более доступной форме:
– Я говорю, с тобой ЭТОГО давно не делали? А она мне и отвечает:
– Со мной ЭТОГО вообще никто никогда не делал. Я даже и не знала, что ЭТО так прекрасно! Давай, еще разок, а?
– Погоди, - говорю.
– Дай хоть отдохнуть немного.
– Зачем?
– спрашивает она так наивно, что я даже рот раскрываю от удивления.
– Ну, как тебе сказать...
– мямлю я.
– Мне, понимаешь, нужно немного передохнуть, чтобы ЭТО сделать тебе еще лучше.
– ЭТО ты и так прекрасно делаешь!
– убежденно говорит Лисица.
– И "лучше" ЭТО делать не надо, а то я совсем с ума сойду...
И улыбается во все свои страшненькие зубки. И спрашивает:
– Мне, что, опять с головой в дырку лезть? Ты мне советуй, подсказывай, а то ведь я с ЭТИМ впервые сталкиваюсь!
Я вспомнил дыру в полу клетки, поглядел на ее клыкастую мордашку и, на всякий случай, говорю:
– Да, знаешь, пока лучше, как и в прошлый раз - передними лапами и мордой туда, а все остальное пусть будет снаружи.
– Нет вопросов, любимый, - с готовностью отвечает Лисица и тут же на полтуловища сигает в свою нору.
Я как увидел снова ее задранную вверх попку, расставленные, дрожащие от нетерпения рыжие задние
И, как частенько кого-то цитировал Шура Плоткин - "Процесс пошел!.."
* * *
Ну, потом, сами понимаете, - разные там облизывания, взвизгивания, мурлыканья. Всякие там шутливые покусывания, от которых у меня, честно говоря, кровь стыла в жилах. Заверения в вечной любви, клятвы...
А под утро, после ее бессчетного ныряния мордой в нору, - совершенно конкретное предложение, поразившее меня своей прямотой: она, Лисица, прорывает эту нору под оградой насквозь к дороге, и мы уходим с ней вдвоем в лес и начинаем жить там вместе в счастье и дикости.
И где бы мы потом ни поселились, она - Лисица, помимо подземного дома со множеством помещений и несколькими выходами на свет Божий, обязательно выроет рядом еще и вот такую короткую, всего на пол-Лисьей длины, "слепую" нору, - раз уж я только ТАК хочу ЭТО с ней ДЕЛАТЬ. И это у нас будет называться "Тупик любви".
Но вот тут я был вынужден мягко и решительно отказаться от столь заманчивого предложения.
– Почему?
– искренне удивилась Лисица.
– А мне мама когда-то говорила, что из всех домашних животных Коты - самые независимые и вольнолюбивые ребята!
– Так-то оно так, - согласился я.
– Но на мне лежит ответственность за жизнь двух очень хороших Людей, которым я просто обязан помочь! А для этого мне нужно как можно быстрее постараться попасть в Россию. В Петербург...
– А что это такое?
– простодушно спросила Лисица.
И я, зацикленный совковостью мудак, позабыв о всякой ироничности, которую мы обычно напяливаем на себя, когда речь заходит о чем-то серьезном и возвышенном, сам стесняясь своего ответа, но не находящий никаких других слов, сказал Лисице:
– Родина...
А потом, устыдившись облезлой помпезности этого затертого и исшарканного слова, добавил:
– Место, где я родился и вырос. Моя бедная и несчастная родина. Которую я очень люблю...
* * *
Отоспаться после этой фантастической ночи мне так и не удалось. Уже часам к девяти я был разбужен криками, шумом автомобильного мотора, проклятиями и двумя незнакомыми мне голосами.
Выяснилось, что пока я дрых без задних лап, моя жутковатая рыжая хахальница все-таки прорыла ход под оградой и навсегда покинула дом Шредеров, унося в своем сердце пламенную любовь ко мне, а в зубах самого большого и толстого Кролика, у которого с вечера забыли запереть клетку.
Я понимал, что после ТАКОЙ ночи Лисица обязана была бы подкрепить свои силы, но Кролика было все равно очень жалко...