Л?ю?б?л?ю?. Гублю
Шрифт:
Лицо внезапно обернувшегося мужчины исказила гримаса бешенства:
— Ты, соплячка, будешь мне здесь такие речи толкать? Я тебя, мразь, собственными руками задушу.
Мгновение и его высокая, широкоплечая фигура нависла над ней, а рука сомкнулась на тонкой девичьей шее. Пальцы легко обхватывали кожу ниже подбородка и буквально через несколько секунд она захрипела.
"Задушить, сучку, чтобы больше мозги не пудрила и никому не досталась… "
Хрипы становились всё громче и она, лишившись воздуха постепенно сникла и
Стоп.
Невероятным усилием воли Горин заставил себя ослабить хватку и отступил, морщась от вида снова упавшей на колени Маши.
Она была сейчас жалкой и прекрасной одновременно: с красными заплаканными глазами и опухшими полными губами, в сарафане в мелкий цветок, задравшемся над сбитыми коленями…
Хотелось трахнуть её и убить одновременно, но он твердо был намерен сдержаться.
Пройденный этап.
Выкинуть суку к чертовой матери и пусть катится на всё четыре стороны.
Попользовался и хватит.
И так долго задержалась, возомнила себе, что самим Александром Гориным может вертеть.
Маша тем временем с трудом поднялась, и глотая горячие слезы, посмотрела прямо в холодные голубые глаза:
— Помнить меня, ублюдок, всю жизнь будешь, только меня хотеть. С другими бабами меня представлять будешь. Но я не прощу. Никогда.
Горин хищно улыбнулся и нарочито медленно произнес:
— У меня таких как ты — очередь за дверями. Вон пошла, соплячка, пока я охране "фас" не сказал и они тебя по кругу не пустили.
Неужели могли те губы, которые совсем недавно ласкали и шептали нежности прямо на ухо, теперь хлестать хуже пощечин?
Могли.
Перед ней теперь стоял настоящий волк, который раньше прикидывался влюбленным мужчиной.
Она медленно выпрямилась, проглотила его последние слова, и круто развернувшись на каблуках, нетвердой походкой направилась к выходу.
Тем временем Горин, оставшийся один, набрал на телефоне номер и сразу перешёл к делу:
— Алло. Володя?
— Да, Александр Николаевич!
— За Марией Анатольевной присмотр не прекращайте…
— Но я думал…
Горин раздраженно потер переносицу и снова взорвался:
— Володя, думаю здесь я, я ты делаешь, как сказано. Я доходчиво объясняю?
— Да.
— Если какой-то поклонник или мужик на горизонте — нейтрализовать и сразу мне докладывать.
— Будет сделано, Александр Николаевич! — отозвался поникший голос главного начальника охраны.
— Помни, Володя, она у тебя на самом особом контроле. Ясно?
— Ясно, Александр Николаевич.
— Вот и прекрасно. Готовь машину. В аэропорт и в Москву.
Он улетел.
Две недели командировки в столице мучался желанием вернуться вырвать из нее слова любви и долго пить извинения, но силы воли Горину было не занимать, поэтому он заглушал гнев женщинами и спиртным, которое сейчас лилось рекой.
Но абсолютно ничего не могло помочь ему забыть, ту, которая
Юрий Иванович, видя налитые кровью глаза Горина, не смел спорить и принял распоряжение привезти Казанцеву обратно, более чем спокойно.
— Засела она у него под кожей, как заноза. Красивая, а может и в постели хороша, хрен ее знает, — объяснял он начальнику охраны.
Александр Николаевич, полностью смирившийся и практически физически мучающийся в разлуке, летел в областной центр в предвкушении. Он заберет ее обратно, если нужно приставит круглосуточную охрану, но больше никуда от себя не отпустит.
Может, приворожила, соплячка? Говорила ведь, что хотеть только ее будет…
Каково же было удивление и злость губернатора, когда Машу не нашли.
— Уехала. И мать допрашивали и тётку. Никто ничего не знает, — докладывал Володя, а у Горина в сердце стремительно поднималась паника, перемешиваясь с ослепляющей дикой яростью.
Уехала.
Найти эту дрянь и наказать.
11
Он знал, чувствовал на подкорке, что добром это не кончится. Просил ведь по-хорошему бросать этого мудака… Почему ослушалась, глупая? Почему не проследил за ней? Потому что хотел стереть прекрасное воспоминание и даже порывался удалить номер…
От мысли о том, что ее, нежную тонкую как веточка цветущей яблони, могли сломать, ему становилось по-настоящему плохо. Хотелось поехать прямо к этому утырку Горину и разбить его рожу в кровь об деревянный губернаторский стол… Даром, что они одной комплекции и роста, Мороз знал, что он сильнее, потому что на пять лет моложе.
Было ли это влюбленностью с первого взгляда? Он не знал, но одно было очевидно — впервые ему хотелось
рвать и наказывать всех за эту девушку.
Закурив, Роман задумался, пытаясь вспомнить, уловить, почему она вызывала в нем трепет и какое-то первобытное стремление защищать… Ведь было в этом желании заслонить Машу от всего мира что-то знакомое с детства… щемящее и нежное… Так они с Олегом в юности берегли маленькую сестру, подходить к которой боялся весь двор, ведь ее старшие братья при любом косом взгляде превращались в бешеных псов.
Сколько времени прошло? Пятнадцать, а может быть двадцать лет? Они давно стали взрослыми, сестра вышла замуж и счастливо живет за границей, воспитывая любимых племянников.
Только вот братья тоже изменились. Пока Роман прозябал в армии, а потом отдал без малого десять лет службе в Росгвардии, дослужившись до старшего нач. состава, его брат сколотил хорошее состояние и благодаря торговле наркотиками открыл множество увеселительных заведений в областном центре, служивших прикрытием для его темных дел.