Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)
Шрифт:
Это не рецензия, милый друг, а просто впечатления Вашей старинной поклонницы.
Как хорошо, что вышла эта книга — толстая, увесистая [58] . Держишь ее в руках и думаешь: Алексей Иванович недаром живет на свете.
И вся она похожа на Вас (конечно, не толщиной!), а добротой и щедростью, и честью, и юмором, и даже какой-то застенчивой тишиной.
Что сказать о последней повести? [59] Я и ее прочла с жадностью и волнением. Это большая вещь из большой русской литературы, находящаяся на великой магистрали Горького, Глеба Успенского. Все основное в ней прекрасно: отец, мать, Ленька, детство, время. Огорчает некоторая холодность служебных мест, но это — неизбежно.
58
Речь
59
Последняя повесть в томе — «Ленька Пантелеев».
Крепко жму Вашу руку, обнимаю Вас и поздравляю.
Дорогой Алексей Иванович. Рада была получить от Вас весточку — хотя бы и дурную. Что же Вы это все хвораете?
Да, и ответьте, пожалуйста, на один срочный и деловой вопрос: были ли Вы дружны с Б. С. Житковым?
Я не помню.
Не хотите ли написать воспоминания о нем, для сборника, который редактирует его сестра, Вера Степановна Арнольд?
Как Вы могли написать, что мои похвалы Вашей книге преувеличены? Извините, дорогой товарищ, я в литературе разбираюсь.
Читаете ли Гроссмана? [60] Читайте.
Дорогая Лидия Корнеевна!
На срочный и деловой вопрос Ваш: был ли я дружен с Б. С. Житковым — ответить коротко не могу. Отношения были сложные. По той же причине не могу писать воспоминаний, хотя, если подумать, рассказать кое-что и мог бы.
60
Упомянут роман Василия Семеновича Гроссмана (1905–1964) «За правое дело», который был напечатан в четырех номерах журнала «Новый мир» (1952. № 7–10).
Между прочим (и между нами говоря), очень хорошие воспоминания о Б. С. пишет Е. Л. Шварц [61] . Работать он начал по просьбе В. С. Арнольд, но пишет без всякой оглядки, выйдет — ладно, не выйдет — останется для себя и для друзей. Но мне кажется, что выйдет и для друзей и (после некоторых сокращений) для публики.
Вероятно, Вы уже знаете, что умер С. И. Хмельницкий. Он так долго, так тяжело и так мучительно хворал, что смерть его не могла быть неожиданностью. И все-таки это была катастрофа. Тем более что последние три месяца он чувствовал себя гораздо лучше, отдыхал в Комарове, работал. Я очень мало знал С. И., дружен с ним никогда не был и могу пожалеть о нем не больше, чем о другом хорошем человеке и товарище. Но Александру Иосифовну ужасно и искренне жаль.
61
В сборник «Жизнь и творчество Б. С. Житкова», который готовила В. С. Арнольд, воспоминания Е. Л. Шварца не вошли. Впервые опубликованы в «Вопросах литературы» (1987. № 2), позже в кн.: Е. Шварц.Живу беспокойно…: Из дневников. Л.: Сов. писатель, 1990. С. 231–249; записи от 10 октября — 1 ноября 1952 г. В то время, когда Шварц написал свои воспоминания, не могло быть и речи о публикации сложного портрета известного писателя с рассказом о его разводе с женой, ссоре с С. Я. Маршаком и с упоминанием о других трудностях его характера. Воспоминания Е. Шварца о Житкове были напечатаны лишь через несколько десятилетий после смерти их автора.
Вы спрашиваете: куда я еду отдыхать и работать? Никуда пока что не еду. И не знаю — поеду ли.
Положение у меня самое глупое: накорябал большую повесть, выпустил толстую книгу [62] , а уже почти полгода сижу без денег. Издательство
На книгу мою откликов в печати я не видел. Что о ней говорят — не знаю, т. к. на людях последнее время бываю редко, но на днях узнал (не смейтесь, пожалуйста), что книгу мою — выдвинули на Сталинскую премию. Быть может, от этого потрясения я и захворал. Самое удивительное, что выдвижение прошло единодушно, без единого возражения — и в детской секции, и на правлении ЛО ССП.
62
О повести и книге см. примеч. 1 и 2 к письму 30 /В файле — примечание № 58, 59 — прим. верст./.
Конечно, все это приятно, и перспектива обзавестись лаврами весьма соблазнительна, но при всем этом вокруг столько мерзости и мороки, что лучше бы и не было этого соблазна. Уже звонят добрые люди и советуют — поехать в Москву, написать туда-то, написать на того-то. Уже сообщают, что Шиллегодский в Детгизе бьет от негодования копытом.
Тьфу, в самом деле! Не было у бабы забот, так выдвинули ее.
Дорогой Алексей Иванович.
Не сразу отвечаю на Ваше письмо. Я только от Вас узнала, что Сережа Хмельницкий умер. Я, напротив, думала, что ему лучше: уже здесь, в Суханове, я получила от него бодрую, веселую открытку.
А потом, через 3 дня, Ваше письмо.
Я ведь Сережу знаю со студенческих лет. И хотя была с ним дружна и часто виделась только какой-нибудь год, а потом мы уже виделись случайно и редко — я всегда как-то ясно чувствовала его на расстоянии. И очень его ценила. Знаете, он был человеком удивительно правдивым, т. е. всегда хотел быть правдивым, хотел наиболее точно передавать людям свои настоящие мысли до самого дна, и в этом стремлении, наивном, бывал иногда неуклюж, труден для окружающих, но всегда для меня, сквозь трудность, пленителен.
В последний раз я видела его летом в больнице. Ему в тот день было лучше, он не лежал в постели, а ходил, был оживлен и просил меня почитать ему стихи. Я прочла. Они ему (кроме одного) не понравились, и он мне это сказал, старательно подбирая наиболее точные из порицающих слов, и, хотя мне было жаль, что ему не нравятся стихи, я любовалась благородством его усилий.
Пожалуйста, напишите мне, если знаете, как он умер, была ли Шура при нем, как и где похоронили его, отозвался ли Союз? Ведь он был литератор очень добросовестный, знающий и способный. Прекрасная у него книга о Пржевальском [63] (я тут все интриговала, чтобы о ней поместили рецензию, — но тщетно), и многие переводы стихов хороши.
63
С. Хмельницкий.Пржевальский (1839–1888). М.: Мол. гвардия, 1950 (ЖЗЛ).
О Шуре и спрашивать боюсь.
Что у нее за судьба — ни одна-то беда ее не минует, всякое горе ее ищет.
Началось с того, что она потеряла сестру, с которой была очень дружна; Муся умерла от гнойного аппендицита, ее не успели спасти.
Я помню Шуру на кладбище, среди берез, она шла от могилы, натыкаясь на деревья, и на меня наткнулась, как на дерево, и я по глазам видела, что она долго не могла меня узнать.
Дальнейшая ее судьба Вам известна.
_____________________
Здесь, в Суханове, хорошо, но в Малеевке лучше.
Здесь — дворец князей Волконских и столетний парк: липы, дубы, вязы, клены. Стройные аллеи, пруд, озеро, беседки с колоннами.
В Малеевке 5 минут ходу — и Вы в настоящем дремучем лесу или в открытом поле. Здесь только парк и парк; до леса далеко, а сейчас такая мокреть, что пока дойдешь до него — утонешь.
Но дворец здешний гораздо комфортабельнее, чем малеевский обыкновенный дом, и людей сейчас мало и очень тихо. Я работаю, гуляю, почти ни с кем не общаюсь — люди скучные, чиновничье-инженерского типа — смотрю кинокартины и пишу письма. Книга движется быстро.