Лаберилльская Пудра

Бреннер Марина

" Вернусь не скоро. Мне надо в Шорн по делу. Вы уехали, линар Аркас не вернулся. Мне спросить не кого, а надо срочно… С увОжением Баррет "

Грамотейка. Не скоро, не кого, с увОжением… По делу. По какому делу? Какие могут быть дела в Шорне у пассии Главы Хорсеттов?!

— Идиотка! — рявкнул он, направляясь к выходу.

Что ей надо?! Что он ей сделал? Итак носится с ней, как с драгоценным камнем — прогулки, подарки… Голос повысить боится. Старается не пугать, не шокировать одной из своих Сутей — той, которая так и рвётся наружу во время их нечастых связей.

Долбаный

Нер Баррет… Его характер. Его привычки. Даже то, как кривится её лицо, фырчки, надменность — все досталось ей!

" — Это мой регион, Корделл. Мои правила. И будь добр, Хорсетт — соблюдать их.

— Иначе?

— Иначе сдеру с тебя шкуру, а твоей тупой башкой украшу указатель. Забирай людей, сколько положено. И не трогай наших женщин. Они тебе без надобности. На жратву тебе хватит мужчин. Понял, сраный оборотень?

— Пошшшел ты, Нер… "

Выйдя на площадку перед домом, Рэндар вдруг встал, как вкопанный. Может, ему надо просто поменьше бегать перед девчонкой? Другие самки (те, что не загнулись после первых ночей), подсаживались на секс, не хуже, чем на пудру… Заливаясь слезами, умоляли на коленях, чтоб он трахнул их. Зная прекрасно, что их ждёт, по собственной воле шли смерти прямо в костлявые руки.

Аталина же… По прежнему холодна, как лёд.

Холодна, старательна и расчетлива. Снисходительна и вежлива. Думает, вероятно, что профессиональным отношением к делу с лихвой компенсирует холодность. Выполняет свои обязанности — снимает жар. Снимает боль. Как капсула — дорогая таблетка с нежной кожей, длинными ногами, влажной впадинкой между ними и своевольным характером. Он прикрыл глаза, вспомнив ночь накануне: тугие груди с острыми сосочками, горящие от его рук и поцелуев, бархатная, мокрая глубина, тонкие пальцы, сжавшие его член… Руки на плечах Аркаса, дурочка легкомысленно перепутала подделку с оригиналом. Ну ничего, впредь будет осторожнее.

Только одного он не мог понять… Ей же хорошо с ним… С каждым разом её тело все податливее, взгляд теплее и руки все мягче. Он сделал все, он назвал её своей парой. Он признал её. Он заботится о ней и бережёт. Что тебе надо, Аталина Баррет?

Остановившись перед лайром, закрыл открытую было дверь. Отошёл от машины подальше и развернул крылья. Кожистые, велюровые изнутри и забранные броней снаружи. Огонь потек по венам, растворяя грубую человеческую кожу, являя равнодушному Сэнзару жёсткие пластины бордовой брони, сковавшие бёдра, плечи и каменный живот. Мелкие пластинки, хрупко щёлкая, заковали грудь, изнанку предплечий и рук. Пряди волос сложились в тугой шлем, закрывший лицо до подбородка. Из прорезей в шлеме раскалёнными комками металла полыхали глаза. Оттолкнувшись ногами от свернувшегося от жара песка, Хорсетт взмыл вверх.

Ты не хочешь по — хорошему, Аталина Баррет. Что ж… Тогда будет по моему.

…Шорн. Какого, интересно, Флемм вызвала её сюда? Тайран позвонила ей утром, ржала в трубку, как дура.

— Ты мне звонила, Аталь? Твой номер в памяти? Ну так приезжай, сучка, мне одиноко… Совершенно не с кем поговорить…

— Ты пьяная, что — ли, Тай? Или напудрилась? Чего ты ржешь, как ненормальная?

Флемм разрыдалась. Пообещав приехать, Аталина быстро собралась, нацарапала записку и села в лайр. Добралась она быстро —

несколько часов и перед ней замаячили невзрачные серые строения. Шорн оказался крохотной пыльной дырой с единственным кривобоким магазинчиком, четырьмя улицами и паршивой гостиничкой с косой дверью и скрипящим полом. В этой гостиничке, в душном номере с узкой кроватью и полукруглым окном и жила Тайран Флемм.

— Дааа, — протянула Аталина, оглядываясь по сторонам — не балует он тебя.

Флемм сидела на скомканной, неубранной постели, уперев в несвежую простынь ноги в чёрных спущенных до колен чулках. Выглядела блондинка неважно — сорочка на ней была смята, одна тонкая бретелька сползла с плеча. В руке Тайран сжимала темную бутылку с узким горлышком.

— А он меня выгнал! — без всякого предисловия выпалила та — Херов мудак, отродье личинок… Хорошо, хоть денег сэкономила, пока жила с ним… О, Барреееет…

Тайран опять собралась залиться пьяными слезами, но Аталина остановила её, ударив по щеке.

— Ну — ка, прекрати истерику! Встань, иди в душ. И брось, наконец, бухать! Сколько ты пьёшь? Сколько дней?

Флемм спустила ноги с постели:

— Дня два… Может, три… Не помню.

Пока новая знакомая, икая и всхлипывая, полоскалась в душе, Аталь распахнула настежь окно, привела загаженный номер в относительный порядок и заказала кофе, холодную воду для питья и бутерброды. Никакой готовой горячей пищи в гостинице не оказалось, а ждать, пока повар раскачается, девушка не собиралась.

— Рассказывай, — велела Аталина, когда Тайран, выйдя из душа, со стоном растянулась в кресле — Зачем звала? Если поплакаться на свою дырявую судьбу, то я пас, Флемм. Если денег — то я тоже пас. Не дам.

Тайран стянула с пышных перепутанных волос влажное полотенце:

— Я скоро умру, Аталь.

— Да нет… " Пудренники " долго живут. Только язвами покрываются и гниют заживо.

Аталина встала. Подойдя к окну, посмотрела на улицу. Погода стояла ясная, небо было светлым.

" Корделл хватился, наверное… " — зачем то подумала она.

— Баррет, я ОЧЕНЬ скоро умру.

— Я это уже слышала. Удачи. Если увидишь Наблюдателей, передай им, пусть идут в задницу. У тебя все?

Она почувствовала, что теряет терпение. " Пудренные " они " пудренные " и есть.

— Тай, я примчалась, думая, что у тебя что то срочное! А у тебя обычный бред. Пей кофе, поешь и ложись спать. Больше я тебе ничем не помогу.

Флемм встала:

— Аталина, смотри.

Она растянула завязки халата. Опухоль была огромной. Она напоминала конгломерат верёвок, концы которых тянулись к низу живота, округлой левой груди и пояснице.

— Ого. — сказала Аталина равнодушно.

У Рэйза были подобные. У Флемм опухоль росла на боку справа, а у него — по всему телу…

— Она быстро выросла… — всхлипнула блондинка — За несколько дней. Бреайт увидел и прогнал меня. Сказал, что в его доме не будет падали.