Лабиринт Данимиры
Шрифт:
— Тебя в Оленегорске так называли? — удивилась Снежинка. — Никогда не слышала.
— Нет, в нашей школе всё нормально было, мне кажется, меня все любили. Но в больших городах всё по-другому — я в телевизоре видела, в сериале «Заучка и Хулиган», который по утрам повторяют. Ты же знаешь, я всегда телевизор на кухне включаю, пока завтрак готовлю…
— Завтрак?.. — задумчиво сказала Снежка. — Может, мне съесть чего-нибудь?
— Я имела в виду, что, может быть, я… э-э-э… зануда?
— Всем бы такими занудами быть, — небрежно бросила Снежинка. — Рыбки? Или сметанки ложечку? Или всё-таки
— Не сезон. Только в консервах, а консервы тебе нельзя. Я тебе лучше сливок дам, ты вот только на мой вопрос ответь… На самом деле ведь меня волнует не частный случай с Лёхой Абрикосовым, арт-фотографом, бог ему судья, а философский вопрос в глобальном масштабе… с высоты птичьего полёта, так сказать.
— Я, конечно, не парень, но мне тоже иногда от тебя сбежать хочется, ведьма Данимира. Выражайся проще. А то ты пока к сути дела подойдёшь, сливки прокиснут.
— Проще? Пожалуйста. Ждать ли мне принца на белом коне или…
— Жди.
Снежинка снова повалилась на спину и продолжила ловить невидимую муху.
Я подождала некоторое время, наблюдая за её игрой, потом разочарованно спросила:
— И это всё?
— А что ты хотела услышать?
— Что-нибудь ещё. Хотелось бы развёрнутого ответа.
Снежинка перестала помовать лапками в воздухе, аккуратно сложила их на груди и повернула круглую мордочку в мою сторону.
— Ну что ты как маленькая, хозяйка? Ты же ведьма. Ведьминскую сущность в мешке не утаить. Ты всё равно не сможешь без своих бумерангов и звонких цитат, и без Эрмитажа, и всего такого прочего. Зачем тебе связываться с тем, кто не хочет ведьму? Сейчас, подожди, — она зажмурилась, и я поняла, что Снежинка подключилась к планетарной мудрости. Вскоре она приоткрыла глаза: — Вот, подходяще. С любимым нужно говорить на одном языке.
Я хихикнула.
— А если я полюблю китайца?
— Тебе разве не хотелось бы услышать Бродского на китайском?
— Э-э-э… Понятия не имею… А как ты думаешь, Снежечка, я… это… ну, в общем, если я буду такой переборчивой… — я набрала воздуха и произнесла страшное: — А я случайно не останусь старой девой?
Я очень боялась остаться старой девой.
Снежка снова подёргала ухом.
— Ты — не останешься.
Снежинка замолчала, но мне хотелось, чтобы она окончательно развеяла мои сомнения.
— А вдруг?
Я, конечно, втайне ожидала, что Снежка повторит мамины слова про то, какая я красотуля, но вместо рассказов о том, какая я прекрасная, Снежка вдруг сказала:
— А если и останешься, тоже ничего страшного. Зато ведьмы-девственницы самые сильные. Вот я, например, решила сохранить свою силу полностью. — И добавила довольным голосом: — Лёва плакал.
— Но я не хочу Силы такой ценой, — надулась я. — Я хочу, чтоб всё было как у мамы: и Сила, и папа.
— Учиться тебе надо срочно, хозяйка, — сказала Снежка недовольно. — По-моему, это от безделья тебе всякая ерунда в голову лезет. Тебя родители учиться направили, все условия создали, квартиру купили, денег надавали… умницей-разумницей тебя считают, доверяют… А ты о чем думаешь? Не отдать ли свою девственность — ведьмино сокровище — Васе Помидорову?
Мне стало стыдно.
Конечно
Как тут было избежать глупых мыслей?
Но всё проходит, прошли и эти беззаботные дни ожидания.
Наступил сентябрь, в остудившемся воздухе горьковато запахло осенью. Я подставила лицо первым свежим ветрам, и они вымели из головы пустое, возвратив мне цельность и ясность рассудка.
Мне так надоело безделье, что в институт я бежала вприпрыжку, размахивая рюкзачком и широко улыбаясь незнакомым встречным.
Студенческое бытие оказалось прекрасным. Я снова встретилась с Женей Журавлёвой, обзавелась и другими приятельницами. Жизнь, безусловно, налаживалась.
Правда, немного разочаровала учёба. Пока всё, что нам преподавали, было мне хорошо известно, но мама, которой я пожаловалась по телефону, утешила меня.
— Не все же, как ты, выросли при библиотеке с магическим хранилищем, — сказала она. — Другим необходим вводный курс. В первое полугодие тебе действительно иногда может быть скучновато. Потерпи, Данечка, когда пойдут спецпредметы и начнутся практические занятия, станет гораздо интереснее, вот увидишь. А уж на втором курсе вообще сказочно. Наша группа на зимнюю практику в Тарту ездила, на целых два месяца. Прекрасные воспоминания. Там, в подвалах университета, такой спецхран — закачаешься! Не знаю, куда пошлют вас, но, уверена, скучать не придётся.
Мамино воодушевление передалось и мне. Я со смирением повторяла основы и ждала наступления лучших времён.
Но в холодном промозглом ноябре в мою жизнь вошли Мартин и его ковен, и мне уже было не суждено перейти на второй курс.
Никаких поездок.
Никаких волшебных фолиантов.
Ни-че-го.
Больше я не хочу вспоминать. Я хочу, чтобы стало темно и тихо, как этого и желал Мартин. И ещё я больше не хочу никогда слышать этого имени — Мартин.
Я чувствую сильный толчок в грудь, чувствую боль, картинки из прошлого стремительно скручиваются в сумасшедший пёстрый клубок, и этот клубок взрывается ослепительной вспышкой.
Я часто моргаю, и когда зрение проясняется — передо мной возникает надпись, белая на зелёном: «Для твёрдых бытовых отходов», и какие-то цифры — служебный шифр коммунальщиков. Потом я вижу растянутую между стен хрустально-радужную паутину и седую крысиную морду с внимательным взглядом.
— Дело ведь в нём, в Мартине? — спрашивает крыса. — Из-за него ты оказалась здесь?
— Да… — Я киваю и чувствую, как моё тело сотрясает крупная дрожь, которую не остановить.
— Трясись, не трясись, а рассказать придётся, — безжалостно заключает крыса. — Рассказывай. И вспоминай хорошенько, это самая важная часть твоей истории.