Лабиринт Данимиры
Шрифт:
— После чего? — с живым интересом спросил Кайлеан, берясь за кинжал и приступая к нарезке мяса.
— После морковкиного заговенья. Не представляю, что это такое, но у меня на родине так говорят. Наверное, на морковку иногда находит что-то такое… вроде бы духовно-религиозное. Но, судя по смыслу поговорки, очень редко.
Кайлеан переложил мне на тарелку ломоть мяса, овощей и пододвинул пару мисочек.
— С другими приправами будь осторожна, острые очень. Однако, какую интересную духовную жизнь ведут овощи на твоей родине. Вы там не испытываете угрызений
По мимо своей воли я улыбнулась — не могла на него долго сердиться. Мне даже есть не хотелось, а хотелось только сидеть и смотреть, как героически Кайлеан сражается с куском мяса. Еда у него исчезала с фантастической скоростью.
Через некоторое время Кайлеан оторвал взгляд от тарелки.
— Ты знаешь, что приняла ритуальную позу?
Он был прав. Совершенно неосознанно я подпёрла подбородок кулаком и сидела, уставившись на Кайлеана. Я выпрямилась.
— Неужели я идиотски-жалостливо улыбалась?
— Канонически. Твой портрет можно было размещать на обложке учебника по народным традициям.
На минуту представив свою умильную физиономию в платочке на обложке, я засмеялась.
— Это на уровне инстинкта, я же говорила. С тем, что в крови, бороться невозможно.
— И не надо. Мне нравится.
Кайлеан взялся за кувшин и налил в мой стакан рубиновой жидкости — на треть.
— Вино?
— Лёгкое.
Другой стакан он наполнил до краёв.
Я взяла свой полупустой стакан, посмотрела на его полный и, поддразнивая, сказала:
— Что, Кайлеан Георгиевич, боитесь, что напьюсь и опять сделаю вам непристойное предложение?
Кайлеан Георгиевич в ответ улыбнулся широкой акульей улыбкой, в его зрачках вспыхнули красные точки.
— Рискни.
Мне сразу стало не до смеха.
— Ну? — Его улыбка тоже исчезла, он подался в мою сторону, нависая над столом. Точки в зрачках пульсировали.
Вроде бы зазвенел колокольчик, и вроде бы кто-то зашёл, громко разговаривая, потом смолк, но перед глазами стоял бассейн, до краёв наполненный лавой. Лава ворочалась, булькала и угрожала устроить мне персональный день Помпеи. Пригубив вино — терпкое, но и правда лёгкое, я произнесла:
— У меня действительно появилось предложение. Нам надо расстаться.
Кайлеан выдохнул и откинулся на спинку скамьи, огонь в зрачках погас.
— С чего это вдруг?
— С того.
— Отличное объяснение.
— Потому что с вами… ладно, с тобой… то жарко, то холодно, а я тоже не камень, так понятнее? — Я помолчала, ожидая насмешки — это объяснение было не лучше предыдущего, но он не заговорил, только смотрел на меня исподлобья. — Ты ведёшь свою игру, ожидая неких известий… Очень хорошо. Давай расстанемся до получения этих известий.
— На бал тебе всё равно придётся пойти со мной.
Я раздула ноздри.
— На бал пойду, а больше никуда.
Кайлеан положил руки, сцепленные в замок, на стол и долго их разглядывал. Потом сказал:
— Как скажешь. Какая жалость, что драконятник придётся отложить.
— Драконятник?! — Я распахнула
— Какая досада… — Кайлеан Георгиевич сокрушённо покачал головой. — На днях из яйца должен вылупиться новый дракончик.
— Дракончик…
— Они смешные такие, когда вылупляются. Следующее вылупление будет только через год. Рождение дракона — это редкое событие.
— Через год… — упавшим голосом повторила я.
После долгого обоюдного молчания, во время которого Кайлеан крутил свой бокал, а я тщетно пыталась обуздать желание посмотреть на настоящих живых драконов, пришлось признать:
— Ладно. Против драконятника мне, конечно, не устоять. Но, между прочим, подлый приёмчик, Кайлеан Георгиевич!
— Меня научили, — немедля отозвался он.
Мои ноздри опять раздулись, но крыть было нечем. Выпрашивая у Кайлеана Дрю, я тоже прибегла к манипуляциям.
— Ладно, от драконятника не отказываюсь. Но сперва договоримся: в дальнейшем обойдёмся без красных огней.
— Каких красных огней? — с искренним недоумением спросил он.
С некоторым напряжением я начала объяснять:
— Таких красных огней. Сначала у кое-кого глаза начинают светиться красным, как горячие угли… — Не хотелось продолжать, но его взгляд оставался вопросительным. — … А потом ты лезешь целоваться!.. А если и не лезешь, то всё равно про это думаешь!
— Так очевидно про что я думаю?
В его вопросе сквозила явная ироничность, но меня это не смутило.
— В определённые моменты — да.
Кайлеан рассеянно пробормотал:
— Мне раньше никто не говорил… — Встретившись с моим немигающим взглядом, он скомкал конец фразы и сказал: — Но я же в зеркало не смотрюсь… в определённые моменты. Откуда мне знать, что происходит с моими глазами?
Раньше ему никто не говорил! В определённые моменты! Впрочем, какое мне дело, кто там и что там ему говорил. И будет ещё говорить. Я забарабанила пальцами по столу, потому что вдруг поймала себя на нелепом, но сильном желании швырнуть что-нибудь из посуды на пол. Чтобы всё разлетелось вдребезги. Как разлеталось вдребезги моё сердце при мысли о том, с кем он был раньше и с кем ещё будет. Я вдруг вспомнила слова Женьки о том, что когда я влюблюсь по-настоящему, всем надо будет спрятаться в укрытии. Выходит, она ещё тогда разглядела во мне что-то такое… Увидев, что Кайлеан наблюдает за моими пальцами, я перестала барабанить и начала похлопывать ладонью по столешнице. Потом перестала дёргаться и выпрямила спину.
— Я буду твоим зеркалом. Давай условимся. Если я подаю такой знак… — я сложила пальцы щепотью, будто держала спичку, а затем дунула на воображаемый огонёк, загасив его, — то ты немедленно берёшь себя в руки и остужаешь голову. Во избежание. Но надеюсь, нам обоим понятно — дело вовсе не в огнях. Это просто сопутствующий симптом. Ещё раз настоятельно прошу — будь джентльменом. Иначе, Кайлеан Георгиевич… — я вздёрнула подбородок (с кем поведёшься, от того и наберёшься), — я буду вынуждена вернуться к обращению «на вы» со всеми вытекающими последствиями.