Лабиринт Данимиры
Шрифт:
— Пойду я, ты подождёшь неподалёку.
— Практичный — это значит «прижимистый». И очень себе на уме. Не факт, что он захочет иметь с тобой дело.
Кайлеан скупо усмехнулся:
— Посмотрим. Если он догадывался, кто ты такая, тем более догадается кто я.
— Но раз на квартире установлена сторожевая сеть, значит, и возле моей бывшей работы тоже?
— Какое-то сигнальное устройство возможно установлено, но настроено оно, вероятнее всего, только на тебя. Кафе, в отличие от квартиры, — публичное место, где появляется множество посторонних людей. Настраивать сеть
— Тогда нам надо вернуться обратно, пошли, вон наш поезд прибывает.
… По дороге к «Кофейному раю» нам попался маленький сетевой магазин, где Кайлеан Георгиевич с кислым видом обозрел ассортимент, указательным пальцем перебрал вешалки и всё-таки с моей подачи соизволил переодеться в нечто, отдалённо напоминавшее его прежнюю одежду.
— Вот теперь, Ваше Высочество, вы влились в коллектив, — одобрила я, когда мы вышли на улицу. — Как истинный россиянин — с головы до ног в изделиях китайской швейной промышленности. — Я взяла Кайлеана под руку и повела его в сторону «Кофейного рая».
— Бывало и хуже, — коротко ответил он.
— Ну-ка, ну-ка? — Избавившись от отягощающей необходимости облагораживать чужой облик, я ощутила лёгкость, будто скинула с плеч тяжёлый рюкзак.
Развеселившись, я потребовала от Кайлеана рассказать, когда это ему «бывало хуже». В ответ он преподнёс занимательную историю о своём визите в отдалённое южное княжество, где население происходило от итальянцев, вознамерившихся возродить угасшую славу Древнего Рима. Соответственно роль парадно-выходного одеяния выполнял трёхметровый кусок ткани, который следовало обернуть вокруг тела в виде тоги. Любая мужская особь, появившаяся на торжественном приёме в чём-то брюкоподобном, без снисхождений причислялась к слабакам, а король послал своего младшего сына с целью заключения союза, в том числе и военного.
Я с улыбкой внимала повести о драматических взаимоотношениях юного Кайлеана Георгиевича с трёхметровой простынёй, как вдруг заметила на одном из домов небольшую потемневшую от времени табличку. Она располагалась у входа под арку и на ней я с изумлением прочла нечто знакомое.
— Ой! — воскликнула я, остановилась и перечитала еле различимую надпись вслух: — «Алексей Абрикосов. Свадьбы и ню»!
Стрелка на табличке указывала на железную дверь, утопленную в стене. Наверное в старину в подворотне находилась дворницкая, а теперь тут устроена фотостудия.
— Давай зайдём, — взмолилась я. — Какая удача, что мы при деньгах!
— При деньгах?.. — рассеянно переспросил Кайлеан, уставившись на табличку с неопределённым выражением лица. Казалось, он перечитывает её снова и снова. Я тоже взглянула, осознала вероятный ход его мыслей и, смешавшись, заговорила быстро:
— Он снимал меня когда-то давно, во время прогулки по городу. Ну, Лёха Абрикосов, — помнишь, я тебе рассказывала? Раз уж мы рядом, я хотела бы выкупить свои фотографии… просто на память о том времени… и о своих розовых очках. Представляешь, я тогда даже в институте ещё не училась… какой
— Это он бросил тебя в трактире? — холодно спросил Кайлеан.
— Ну, было дело. Но мне от него ничего не надо, кроме снимков. Давай зайдём, спросим? Раз уж мы всё равно здесь. Это быстро: да — да, нет — нет… Если что, найдётся же у него лишняя флешка, снимки перекинуть минутное дело. Или пусть на почту мне пошлёт, так даже быстрей будет.
Он пожал плечами:
— Если хочешь…
Я позвонила в звонок.
Долго никто не открывал, наконец послышался детский визг, перемежаемый чьими-то уговорами, и дверь отворилась. Пахнуло капустным запахом — видимо, здесь была не только студия, но и жильё.
На пороге стояла изящная бледная блондиночка с коротким хвостиком, прижимающая к себе такого же белокурого карапуза. Как только ребёнок перестал верещать и с живым любопытством уставился на незнакомцев, стало ясно, что мы попали по адресу — женщина держала на руках точную копию Лёхи Абрикосова.
— Здравствуйте, мы к Алексею, — сказала я, — по поводу фотографий. Приобрести хотим.
Блондинка в молчании переводила взгляд с меня на Кайлеана и обратно. Сцена затянулась и по сердцу вдруг пробежала тень тревоги. Почему-то вдруг вспомнились полустёртые буквы на табличке… будто они уже не имели значения…
— Лёши нет, — сказала наконец хозяйка приятным хрипловатым голосом.
— Мы спешим. Может, вы сможете помочь… — начала я нетерпеливо, но она вдруг расширила глаза и ожила, удивлённо проговорив:
— Это же ты!.. Это тебя он снимал тогда!..
— Э-э-э… Да, Алексей снимал меня… мы, собственно, по этому поводу…
— Что там произошло?
— Где? — хлопнув ресницами, спросила я.
— Во время съёмки! — с отчаяньем воскликнула блондинка.
— А что-то произошло?.. — пробормотала я, ничего не понимая. На мой взгляд, единственное, что произошло выдающегося, так это то, что её муж… или сердечный друг… в общем, её Абрикосов решительно бросил меня в кафе, заставив расплачиваться по счёту.
— Я вижу, многое нужно прояснить, — вмешался Кайлеан. — Так мы зайдём?
Хозяйка переместила увесистого малыша на другую руку, с напряжением изучила нашу внешность и разрешила:
— Заходите.
Из небольшого «предбанника» мы попали в такую же небольшую квадратную комнату, где у одной стены сгрудились штативы с аппаратурой, а затем в кухню, напротив, больше похожую на коридор. Стол был занят пакетами с овощами, лежала газета с очистками. На плите бурно кипел суп и блондинка мимоходом уменьшила газ.
— Садитесь, — сказала она, устроив малыша на детском стульчике, потом сдвинула пакеты, свернула и выбросила газету с очистками и махнула тряпкой по табуретам. — Меня Юля зовут.
— Меня Даня, а это… — Я на секунду запнулась, потому что в голову пришло замечательное «Колян Георгиевич». — Это Коля… Николай… — Я послала Кайлеану предупредительный взгляд.
Помедлив, Юля всё же предложила:
— Чай, кофе?.. Только кофе у меня растворимый… и сахара немного… и чай не очень…