Лабиринт Данимиры
Шрифт:
Я мягко, но решительно высвободилась из рук Мартина, чтобы посмотреть на него.
Конечно, он смеялся. Голубые глаза искрились весельем. У меня отлегло от сердца. Если не видеть славной мальчишеской улыбки, шутки Мартина могли производить зловещее впечатление. Преследовать человека после смерти — как это низко! Не был колдун, создавший такую куклу, «крутым». По-моему, он был изрядной сволочью.
Чёрный человечек продолжал неподвижно лежать, склоняясь к ногам Мартина, и я присела на корточки, предварительно оглядевшись по сторонам. Никто даже не смотрел в наш угол.
— А как ты думаешь, его можно потрогать?
— Можно, если я прикажу.
Мартин произнёс длинную гортанную фразу на незнакомом языке. Звучание было невероятным. Я никогда не слышала подобного сочетания звуков и даже примерно не смогла предположить — к какой группе языков относится этот.
Древнеегипетский?
Ушебти вскинулся, легко поднялся с пола и подбежал ко мне. Задрав круглую голову, он рассматривал меня, а я — его.
Рубиновые угольки тлели, по широкоскулому лицу пробегали тени, вокруг ушебти по-прежнему ощущалась дрожь воздуха.
Я протянула человечку ладонь, и он вдруг обхватил мои пальцы, уткнувшись в них носом.
— Ой, холодный какой! — Я засмеялась. — Смотри, что он делает!
— Он запоминает твой запах.
— Зачем?
— Такова его природа. Он охотник.
Я нахмурилась и пошевелила пальцами, но ушебти вцепился в них сильнее.
— Знаешь что? А пусть он кого-нибудь другого запоминает. Скажи ему, чтоб отпустил меня. Я никому ничего не должна. И тебе тоже.
— Это сейчас, — как бы невзначай заметил Мартин, но, пока я подбирала достойный ответ, снова произнёс несколько незнакомых слов повелительным тоном.
Ушебти отпустил мои пальцы. Он вернулся к копью, поднял его, прижал к груди и взмыл в воздух. Точно так же, без какого-либо ущерба он прошёл сквозь стекло, очутился на прежнем месте и застыл. Рубиновые огоньки угасли, злое личико потеряло подвижность.
— Напугал он тебя? — спросил Мартин.
Лукавить мне не захотелось.
— Но это же не он. Это ты меня пугаешь. Иногда у тебя получается.
— Прости меня… Признаюсь в хвастовстве. Но ведь я это сделал! Никто не понял, что это за штука, один я. И я подчинил его. Разве тебе не интересно?
— Было интересно. Но…
Продолжения не последовало, потому что я никак не могла сформулировать чётко — в чём же заключается «но». Может быть в том, что я начинала понимать, насколько Мартин сильный колдун — немного странно для студента-библиотечника. Или в том, что мне начинало чудиться двойное дно, скрытое за ослепительной улыбкой и весёлыми глазами. А больше всего меня смущало то обстоятельство, что когда Мартин стоял позади меня и касался губами моих волос, мне было наплевать на все «но» на свете.
Как ни в чём не бывало Мартин спросил:
— Ну что, теперь к Сикорски?
Однако после прикосновений Мартина в душе царил полный хаос, и никакие инсталляции в мире сквозь него не пробились бы.
Не в коня корм, поняла я и решительно сказала:
— Нет уж. Хватит с меня на сегодня инферно. Пойдём лучше просто погуляем.
И мы покинули Эрмитаж, и весь вечер бродили по городу. Мартин
Белые ночи уже входили в силу, поэтому, когда мы подошли к дому в Малом переулке, смеркалось, но всё ещё было светло.
У входа мы остановились и посмотрели друг на друга.
— Я провожу тебя до квартиры, ты позволишь? — спросил Мартин.
— Ты пьёшь кофе на ночь? — ответила я вопросом на вопрос.
— Ещё как! — сказал Мартин.
Больше не было сказано ни слова. Я взяла его за руку и ввела в свой дом.
Мы молча поднимались по узкой лестнице. Ступени заканчивались одновременно слишком быстро и слишком медленно. Хоть бы Снежинка догадалась на кухню уйти, отстранённо подумала я на втором этаже. Если она останется в комнате — например, спрячется под диваном, я буду чувствовать себя не в своей тарелке, — подумала я на третьем. Впрочем, мне всё равно, решила я, поднявшись на последний, четвёртый этаж.
У дверей квартиры Мартин взял меня за плечи, развернул к себе и обнял. В полумраке его глаза сияли синим нетерпением, руки скользили по моей спине по-хозяйски уверено.
— Кофе — это слишком долго, Данимира, — пробормотал он и нагнулся, чтобы поцеловать меня.
Я прикрыла глаза, поэтому не уловила, что в точности произошло.
Вспышка была такой яркой, что я увидела её сквозь веки. Раздался какой-то треск, как будто рвали тугую материю, объятия Мартина исчезли, и когда я открыла глаза, он стоял у противоположной стены — ошеломлённый и разъярённый. Поза у него была такая, как будто его в эту стену хорошенько впечатали. Золотые волосы приподнялись как наэлектризованные.
Я застыла столбом. Глупым, ничего не понимающим соляным столбом. Рот у меня приоткрылся, но слов не было.
Мартин искривил губы и выдал длинное многосложное ругательство на древнеегипетском. Может, и не на древнеегипетском, но это точно был тот самый язык, на котором он отдавал приказы ушебти. И это точно было ругательством.
Потом он отлепился от стены и пошёл на меня.
Я продолжала стоять в ступоре.
Мартин приблизился и навис надо мною.
— Ты что творишь? — Спрашивал он со спокойным интересом, но почему-то было ясно, что он в бешенстве. — Ты же была не против?
Я кивнула.
— Я тебе противен?
Я в испуге помотала головой.
— Тогда как прикажешь это всё понимать?
— Это не я. — Дар речи наконец вернулся ко мне. — Честное слово.
Мартин внимательно вглядывался в мои расширенные глаза.
— Данимира, ты ведь у нас правдивая девочка?
Никогда не считала себя праведницей, но сейчас было не до диспутов о человеческой природе. Я послушно изобразила плечами жест, который подтверждал: «Да, я правдивая девочка».
— Ты ведь хочешь… быть со мной?