Лабиринт Данимиры
Шрифт:
Я озадаченно потаращилась на волшебные босоножки, потом выпрямилась, с любопытством взглянула в зеркало и замерла.
Никогда не представляла, насколько одежда может изменить человека.
Это было похоже на колдовство.
То, что принималось мною за кальсоны, оказалось узкими, и очень женственными брюками с лёгкими складками у пояса. Ноги, обтянутые серым шёлком и вознесённые ввысь искусством таинственного Джимми Чу, казались бесконечно длинными. Белоснежная блуза Мёбиуса прикрывала всё, что должна была прикрывать, но, распахиваясь особенным образом, обнажала ключицы, отчего шея тоже казалась бесконечно
Задумчивым движением я распустила волосы, и снова Ксения оказалась права — стало ещё лучше.
В качестве завершающего штриха я опустила на макушку федору, слегка надвинув её на лицо.
Я буду счастлива, вдруг поняла я, разглядывая незнакомую красавицу в зеркальном стекле. Я буду очень счастлива. Предчувствие было таким пронзительным, таким ясным…
Теперь всегда буду носить шляпу… спать буду в шляпе и в Джимми Чу. Ксения оказалась настоящей волшебницей. Как она вообще догадалась, что эти странные вещи можно носить, и, главное, можно носить одновременно?
Мне вспомнился Лёха Абрикосов. Вообще-то я считала Лёху весёлым шалопаем и искренне полагала его заманчивые речи пудрой для девичьих мозгов. Теперь стало понятно, что он имел в виду. Возможно, он и не шутил. Интересно, что там у него вышло на снимках? Надо будет поискать в Интернете, отыскать «Лёху Абрикосова, свадьбы и ню», и выкупить фотографии того чудесного праздного, ни чем не омрачённого августа. Будем надеяться, что Лёха их не удалил. Наверное, он не откажется подзаработать на нашей случайной фотосессии.
Я ещё немного покрутилась перед зеркалом, а потом вышла на подиум… то есть, я просто отодвинула шторку и покинула примерочную, но ощущения были такие, будто там, впереди, освещённые подмостки и сотни глаз в полутьме.
— Ну вот… как-то так… — сказала я, смущённо улыбаясь и разводя руками.
Раздались аплодисменты. Ведьмы хлопали мне, хотя, по большому счёту, аплодировать надо было Ксении. Я сделала в ответ несколько шутливых книксенов.
Мартин не хлопал. Мартин меня изучал. Его серьёзный и далеко не шутливый взгляд путешествовал по мне, как если бы Мартин осматривал невиданный доселе и богато изукрашенный собор. При других обстоятельствах меня бы это смутило. Но не теперь, когда я могла потерять его. Смотри, ответила я, не отводя глаз, — игра стоит свеч? Видишь, какой я могу быть?
Когда все перестали хлопать, Мартин поднял ладони и произвёл несколько ленивых громких хлопков.
— Браво, Данимира, браво, — похвалил он. — Но это только начало, не расслабляйся. Мы только начали.
Да, подумала я, это только начало. Начало всего.
И мы отправились дальше кружить по «Элизиуму». По требованию ведьм я перемерила половину одежды, продававшейся здесь. Ксения производила один эстетический эксперимент за другим. Романтические
Первый раз в жизни я чувствовала себя по-настоящему красивой. Не симпатичной девчонкой, при виде которой парни начинают улыбаться, а женщиной, которой мужчины оборачиваются вослед с таким вот, как у Мартина, серьёзным и пристальным взглядом.
К этому состоянию надо было ещё привыкать и надо было учиться с ним жить, а пока осознание собственной красоты пьянило не хуже шампанского. Выражалось это довольно просто — мне хотелось скупить весь «Элизиум» сразу.
Мартин постепенно обрастал пакетами. Я даже попыталась отнять парочку, но он не отдал.
И постоянно фоном присутствовала надежда: он не сможет отказаться от такой, как я. Съезжу в Оленегорск, там всё разрешится. Надо будет позднее познакомить Мартина с родителями. Маме он точно сразу понравится. А вот отец более сложный человек, да и Мартин, как мне кажется, тоже непрост. Но папа превыше всего ценит в человеке талант, он увидит, какой Мартин одарённый, и они найдут общий язык.
Где-то на последнем этаже, когда я уже начала подумывать, что, пожалуй, уже насытилась первым в моей жизни шопингом, мы остановились у витрины, где были выставлены вечерние платья. Салон «Мадам Трюмо». Корсеты, воздушные многослойные юбки в пол, блёстки и стразы. Всё было сказочной красоты, но немного не для этой жизни.
— Ну, это-то мне вряд ли когда-нибудь понадобится, — сказала я. — В таком виде только «Оскара» получать, или Нобелевскую премию. Ни то, ни другое мне не светит. И посмотрите — цены вообще не указаны. Наверное, меры предосторожности — чтоб штабеля из обморочных тел витрину не загораживали.
— А мы не будем покупать, — сказала Ксения. — Мы просто будем мерить и веселиться.
Тут я первый раз почувствовала реальную усталость.
— Может, не будем заходить? Полюбуемся, да и пойдём подобру-поздорову? Мне продавцов жалко. Здесь, наверное, редко покупают, а мы подадим им надежду.
Ксения загадочно усмехнулась.
— Нас здесь встретят, как дорогих гостей.
— Барашек, тебе это просто необходимо, — проникновенно сказала Аня. — Ты уж прости, но платье, в котором ты была на новогоднем балу…
Я удивилась. Выходит, Аня помнит, в чём я была на институтском вечере? А ведь мы тогда не были знакомы… Неужели я так плохо выглядела? Мне стало обидно за мой новогодний наряд. Мы с Женей выбирали его вместе. Голубое трикотажное платье было недорогим, но симпатичным, и вроде бы мне шло. Между прочим, на балу я у стенки не стояла.
— Мне б твои деньги, — сказала Геля. — Я б в том платье за картошкой не вышла. — В её голосе прозвучала искренняя обида, что у неё нет моих денег. По-моему, Геля сильно преувеличивала платёжеспособность нашей семьи. Мы, конечно, не бедствовали, но и для журнала «Форбс» не существовали.
Я прислушалась к миллиону остроумных ответов, вскипевших во мне в ту же секунду. Озвучивать нельзя было ни один из них.
Ладно. Последний рывок. И только ради того, чтобы Мартин ещё раз убедился, что я могу быть красивой.