Шрифт:
Лабиринт для чёрного пса
Дом Аминтора
В помещении натоплено так, что становилось жарко. Мужчины сидели за крепким дубовым столом. Это не какая-то трапезная или административный зал для пира, это дом александроса, командующего эгейскими войсками, и поэтому тут никто не возлежал за столом, а именно сидели уверенно, спокойно, по-домашнему.
Хозяин дома – довольный раскрасневшийся воин, только что пришедший из похода и окунувшийся в радости семейного быта. У него открытое благородное лицо, обрамлённое короткой ухоженной русой бородой.
Он красив, хотя лишён
Сквозь этот военный блеск шлемов и щитов просвечивала неудержимая жажда жизни и поиска приключений, выдавая в нём мечтательную и творческую натуру, склонную к авантюрам.
Помещение, в котором они находились, просторное, отделанное дорогими сортами дерева, в тепле источавшими приятные, а главное, полезные ароматы. Не было здесь лишних украшений, хозяин дома не только аристократ, он командовал всеми Эгейскими войсками, у него в доме всё функционально. Если стол, то с большой монолитной столешницей, за который могли сесть соратники, за которым удобно пировать и работать, и который не развалится от крепкого мужского кулака. Если это лавки, то длинные прочные и тяжёлые, чтобы молодые воины с ними по всему помещению не скакали, а то с них станется изображать свои боевые подвиги в лицах. А при взятии полисов Абдера и Маронея их была масса.
Воины довольные, счастливые праздновали свою победу на Фракийском побережье Эгейского моря, расширяя землю своего нового государства – Македонии. Уставшие и довольные после похода они отдыхали, с любовью и нежностью смотря, как две малютки, дочери хозяина, показывали им пантомиму.
Старшая, Клеопатра, лет семи, рассказывала стишок о пчеле-труженице, прославляющей Великую Ма. Маленькая же, Калка, сбитая девочка лет пяти, под всеобщий смех крутила оттопыренной попкой и махала согнутыми ручками, изображавшими крылышки.
– Жу-жу-жу, – жужала малышка.
Гегелох сидел, молча рассматривая друга, весёлого и счастливого отца семейства. Аминтор находился в своём доме, в кругу своей семьи, среди своих друзей, счастливый, довольный красивый сильный воин, умелый полководец.
К нему подошёл сынишка, самый младший. Золотистые волосёнки ореолом оттеняли наивное детское личико с огромными глазищами. Такие же огромные глаза были у жены Аминтора, уже покойной. Нахохленный, встрёпанный малыш напоминал разбуженного совёнка.
– Атта, я писать хочу, – тихо прошептал малыш. Аминтор сделал знак рукой, и тут же прибежала кормилица и, взяв мальчика за руку, повела его на выход.
Гегелох смотрел на эту простую семейную сцену и вспоминал, как они впервые встретились.
Выпускники
Сам я родился в Людии или, как её называют эллины, Лидии. Мы-то свою страну Мэонией называем. Не знаю, как сложилась бы моя жизнь, если бы я не встретил эгейцев. Видимо, остался
День ясный тёплый.
Мы были ещё мальчишками. Что делают мальчишки тёплыми летними днями на реке? Правильно, купаются. По берегу реки рос лес густой, но светлый, полный поющих птиц. Зелёная густая трава доходила прямо до воды. Мы худые, голые, бритые наголо, сидели на стволе мёртвого дерева, висящего над водой словно воробьи в дождливый день и оттуда сигали в воду. Много ли мальчишкам надо? Вот и соревновались, кто дольше под водой просидит, кто нырнёт глубже, кто кого наперегонки обставит.
На жрецов отучились, первую степень получили, вот и развлекались, считая себя не только взрослыми, а уже равными Верховным жрецам. Научились раны заговаривать, заговоры и шёпоты снимать, в сны врываться, с душой разговаривать. Ещё научились из тела выходить и в небе парить.
Я чуть ли не первый пробовал. Меня всегда новое, непознанное манило. А по молодости сила через край била, даже выплёскивалась, море казалось по колено. За это имя Ираклий и получил. Сильный был, глупый, безудержный. Скучно мне в Мэонии, развернуться негде было… Вот и развлекался как мог.
Второй такой же безудержный, Маржик. Ему вообще всегда скучно. Лет на пять постарше он нас, и сидение при школе его тяготило.
В тот день мы веселились в реке, как, впрочем, и во все предыдущие. Так могли брызгаться и купаться до ночи, река стала нашим постоянным времяпрепровождением после получения первой степени в школе.
Наше веселье прервала грустно плывущая по течению лодчонка. В ней лежал, точно спал, покойник. Лежал юноша в светло-сиреневых одеяниях и замшевых сапогах с острым носом.
У молодого человека красиво уложенные тёмно-каштановые волосы. Вокруг него свежесорванные живые цветы. На лодочке тихо позванивал колокольчик даже от слабого дуновения ветерка.
Купаться резко расхотелось.
Я на жреца отучился, многое уже и видел, и понимал. Вот и видел, как от покойного в разные стороны сгустки сиреневые расходятся, нехорошие сгустки, как от чёрной ворожбы, колдовства. Простые люди обычно такое не видят, а тех, кто видит, сразу в жрецы определяют учиться, даже если и денег нет. Просто при храмах живут, зрячие всегда нужны и ценятся. Я с детства был зрячим. Многое, что другим не открывалось, мне ведомо.
Вот эти сгустки фиолетовые, закручивающиеся по спирали, не только признак колдовства, но и того, что человека убили в жреческом поединке. В лучшем случае, если такой сгусток коснётся, болезни не избежать. Покойному они уже причинить зла не могут, вот и ищут себе жертв.
Мы поспешно повылезали из реки, многие даже на берег перебрались и я в том числе. На берегу как-то спокойнее.
На дороге показались путники.
Знакомство
По дороге, мимо леса, медленно шла игреневая кобыла, она тянула за собой телегу. Вокруг неё сгруппировались всадники.