Лабиринт Осириса
Шрифт:
– Он был так взволнован, – продолжала она, поглаживая кота по спине, – в тот последний вечер, когда вернулся. Столько лет его искал – месяц за месяцем, один в пустыне. И вот в последнюю поездку… Три месяца лазил внутри, но сказал, что не исследовал и половины. Как он выразился, это подземный город. Подземный мир. Он был счастлив. Мы оба были счастливы.
Иман горько улыбнулась и замолчала. У Халифы накопилось столько вопросов, он столько хотел узнать, но после всего услышанного словно лишился дара речи. Кот мурлыкал, керосиновая лампа шипела. Прошло не меньше минуты.
– Как ее имя? – спросила Иман. – Женщины, которую убили?
Халифа назвал.
– Она была хорошим человеком?
Детектив признался, что мало что о ней знает.
– Наверное, хорошим. Думаю, она хотела помочь людям. Разоблачить неправедные дела.
– А рудник – это важно? Если вы узнаете о нем, это поможет свершить правосудие над теми, кто ее убил?
И снова Халифа не сумел сказать ничего определенного.
– Наверное, – повторил он.
Они снова замолчали. Халифе показалось, что глаза женщины устремились внутрь себя, будто она о чем-то размышляла. Затем медленно убрала ладонь со спины кота, опустила руку в складки джеллабы и что-то вытащила. В полумраке не сразу стало понятно, что это за предмет. Лишь когда она протянула его Халифе, он разглядел тетрадь. Старую тетрадь в потрескавшейся кожаной, в пятнах, обложке, уголки страниц загнуты, бумага пожелтела от времени.
– Мне дал это Сам-оо-эл. В тот последний вечер, когда сделал мне предложение. Сказал, что у него не было времени купить кольцо, и залогом его слова будет самое дорогое, что у него есть. Здесь его заметки о руднике. Восемьдесят лет тетрадь хранилась у моего сердца. Ее никто не видел, включая меня саму.
Халифа взглянул на тетрадь. Его сердце сразу гулко забилось от волнения, дыхание стало прерывистым. Он встал, подошел к керосиновой лампе, поднес тетрадь к свету и осторожно начал листать страницы.
Она была исписана от корки до корки. Почерк мелкий, чернила выцвели, на страницах колонки цифр – результаты измерений, как догадался детектив. И множество рисунков. Лист за листом рисунки: изображения древних инструментов и предметов культа, копии надписей и иератических граффити, сложенный подробный план рудника или по крайней мере той части, которую удалось исследовать Пинскеру. Беспорядочная путаница тоннелей, коридоров, камер и вентиляционных шахт. Все они разбегались от широкой главной галереи, словно формировали обширную подземную сосудистую систему.
В самом конце к внутренней стороне обложки был приклеен еще один сложенный лист. Он представлял собой карту Аравийской пустыни. Не такую детальную, как показывал утром Омар, но достаточно подробную: Нил, Красное море, долины, горы. И маленькая вади в форме серпа, прилепившаяся к западному склону горы Эль-Шалул. Там стоял нарисованный карандашом маленький крестик и буквенная расшифровка – Л.О.
– Хамдулиллах, – пошептал детектив.
Сложил карту и закрыл тетрадь.
– Понимаю, иэ омм, я прошу слишком много… – начал он.
– Возьмите, – перебила его старая женщина. – Вместе с моим благословением. И благословением Сам-оо-эла. Именно этого он бы хотел – правосудия. Правосудие для него очень много значило. Как и для меня.
– Буду беречь больше собственной жизни, – пообещал Халифа. – И сразу же верну, как только закончим дело.
Иман кивнула. Детектив взвесил тетрадь на ладони, подошел к Иман, наклонился и поцеловал в обе щеки.
– Шукран гиддан, иэ омм.
– Афуан.
Халифа начал распрямляться, но она потянула его за руку. Повернула к нему лицо, которое, несмотря на возраст, хранило былые черты, будто из-под мятого пергамента смутно проступил облик молодой женщины.
– Он покоится в мире, – проговорила она. – Я вижу золотистое сияние. И Али покоится в мире, в этом сиянии. Помни об этом.
Иман отпустила его руку и подтолкнула к двери. Стоило Халифе переступить порог, как у него из глаз хлынули слезы.
Рас эль-Шайтан, залив Акаба, Египет
– Который?
– Вон тот, что в конце.
– Врешь!
– Убедись сам. Говорю тебе, они секретные агенты.
Мальчишки пустились вдоль ряда шале, босые ноги беззвучно утопали в песке. Справа от них волны с шипением накатывали на берег, из главного здания доносилась негромкая музыка. И больше ни звука. Над морем, словно медальон, висела огромная оранжевая луна.
Добежав до последнего домика – единственного занятого в этом конце курортной деревни, – они обошли его сзади. На асфальтированной парковке стояли, приткнувшись друг к другу боками, два «лендкрузера».
– Приехали сегодня вечером. Четверо. У них куча шпионской аппаратуры.
Окна шале были плотно занавешены. Но, забравшись на кронштейн кондиционера – осторожно, чтобы не наделать шума, – можно было заглянуть между верхним краем шторы и оконной рамой. Через маленький треугольник незанавешенного стекла они увидели кровать, несколько сумок, груду металлических футляров и стол. Двое, мужчина и женщина, сидели и смотрели в открытый ноутбук, у них на головах были наушники. Еще один мужчина стоял на полу на коленях и возился с каким-то электронным устройством. Четвертый член команды – женщина – лежала на кровати и читала журнал. На подушке рядом с ней чернел пистолет.
– Что я тебе говорил, – прошептал один из мальчишек. – Шпионы!
Он произнес это громче, чем хотел. Женщина на кровати подняла голову и что-то сказала, ее спутники повернулись в сторону окна. Испуганные мальчишки спрыгнули на землю и, не в силах от страха обернуться, помчались между домиков наутек.
Когда через час любопытство взяло верх и они вернулись, «лендкрузеры» исчезли, словно их никогда здесь и не было. Мальчишки немного поспорили, не рассказать ли управляющему курортом о том, что они видели, но решили, что лучше не стоит. Индустрия туризма переживала не лучшие времена, и их могли обвинить, что они спугнули клиентов. Да и не поверил бы им никто. Поэтому они держали языки за зубами и хранили свою маленькую тайну.
Иерусалим
Когда во вторник в семь утра Бен-Рой явился в Кишле, он пребывал в хорошем настроении. Уж во всяком случае, оно было лучше, чем накануне. Детектив хорошо выспался, стояло прекрасное утро, и вечером он собирался поужинать с Сарой. Впервые с тех пор, как они разъехались, Сара вызвалась приготовить ужин, и он счел это добрым знаком.
Но стоило ему оказаться в участке, как настроение упало.
Первым делом он натолкнулся на Игала Дорфмана, следователя по делу о нападении на учащегося иешивы. Этого пронырливого, лицемерного коротышку и в лучшие времена невозможно было переносить, а тем утром – тем более. Бен-Рою вовсе не доставило удовольствия, когда он обнял его за плечи и радостно проинформировал, что дело об убийстве семинариста закрыто.