Лабиринт
Шрифт:
Мелькали химеры: с головой и шеей льва, туловищем козы, хвостом в виде змеи. Проносились существа с крыльями орла и клювом, козлиными ляжками, рогами на голове. Ведь как писал все Шекспир, писавший не только о любви, сказал: "Ад пуст. Все демоны здесь"! Стучали копытами по мостовой, местами еще булыжной, кентавры. Если внимательно присмотреться к собакам и кошкам в густой мгле подворотен, то иногда можно увидеть человеческие головы, или хотя бы глаза. Говорят, что в каких-то глубинах Патриарших, до сих пор водятся русалки и крупные змеи. Впрочем, и вам кто мешает вещать!
Между людьми проступали, созданные из многослойного по температуре воздуха, творимого экологией мегаполис и циклонов-антициклонов, проступали миражи. Они представляли собой Гаргуль, которые сбежали с крыш, еще не сгоревшего, Эти – то задолго знали о надвигающей катастрофе бренда французской
Девушка была сильна в искусстве, поэтому персонажи были для нее узнаваемы, и также она способна видеть то, на что внимания не обращали те, кто, непонятно куда спешили по жизни в своих серых пальто с поднятыми воротниками. Они смотрели на месиво под ногами в надежде найти оброненный кем-то, кошелек, полный денег, на данном этапе развития страны – рублями. Но эти вожделенные кожаные, а чаще – синтетические древние изобретения для ношения монет, почему-то не попадались на каждом шагу. Однако люди продолжали верить, ведь верить все же надо, чтобы выжить в этом не простом мире, еще и заполненном миражами и химерами. При этом они пропусками то ужасно- прекрасное, что было у них над головами и даже на уровне глаз: стоило только присмотреться. В эту минуту над ними, сливаясь с дымкой и почти задевая трамвайную дугу, но не чувствительные к электричеству, проплыл, на пару с драконом, этим- то никого не удивишь, особенно во времена былинные, лебедь с клювом петуха, со спиной черепах, рогом, красивой гибкой змеиной шеей, хвостом рыбы, расписанными узорами крупного гада.
Что только не происходит на Чистопрудном при такой его истории! В Мексике черепахи возвращаются на места предков на побережье, как и сотни лет назад. Но там уже стоят отели, где пьют текилу, как чистенькую, так и с томатным соком и лаймом, которая не идет ни в какое сравнение с той, что вывозится на экспорт, бывает же в мире такое! Увлечены этим занятием и русские, и американцы. Посему туристов вечером на пляж не пускают: и трезвых, и в значительной степени "натабасканых". Черепахи несколько часов ползут покромке суши, роют ямы в песке, откладывают в них яйца, а затем, ближе к рассвету, возвращаются в не передаваемо – изумрудные воды Мексиканского залива! А утром кладки переносят в "ясли" и чуть подросших детенышей выпускают в безлунную ночь в родную стихию! Кто это хоть раз видел, никогда уже не закажет черепаший суп! А тут: дубы столетние с русалками вырубили, ручей с болотцем удалили. Улицу Чертольскою, черт рыл, в Пречистенку переименовали! Говаривали, что по ней самый богомольный царь, отец Петра, из Кремля в Новодевичий монастырь к чудотворной иконе ездил. Куда же было нечисти деваться! – Так и осталась она здесь, прячась в лабиринтах подвалов и улиц.
Однако глаза девушки были сведены к третьему, не видимому простым смертным, оку и были прикрыты чуть голубоватыми веками. Ее вдох равнялся выдоху и при этом красиво, но это было видно только чудовищам за окном, поднималась и опускалась ее грудь. Эти движение становились все медленнее, дыхание урежалось и становилось все более поверхностным. Минут через десять оно, казалось, уже исчезло совсем. Но об этом некому было беспокоиться: девушка была в квартире одна, прогуливая сегодня лекцию.
Героиня, а все мы – герои чего-то, никуда не уезжала дальше Подмосковья. Даже родилась она совсем недалеко от дома, где жили ее родители: в нынешнем Лепехинском тупике, который раньше и тупиком не был (как тут не запутаться, проживавшим здесь раньше, пока леса не срубили, лешим да кикиморам) в Московском областном институте акушерства и гинекологии. Правда, принимал он в основном, по своему министерскому предписанию, рожениц с района, но не выбросят же на улицу женщину, пришедшую на крыльцо этого старинного здания уже в родах! Самое старое строение было построено еще в начале восемнадцатого века для богатых купцов. Горело, еще при Наполеоне, перестраивалось, но сохранило лопатки старинных палат и пилястры ионического ордена. А рожениц оно приняло примерно в то же время, когда был построен дом девушки. И дела его успешно идут до сих пор, хотя и не раз собирались забрать его в другую сферу для совершенно иных целей!
В очередной ремонт дело и деньги дошли до старинного, быть может, даже бронзового, люка в полу, с громадным и очень прочным замком. Срезать его смогли только автогеном. Пригласили для этого очередного дядю Васю, родом, кажется, из Диканьки, расположенной теперь на самостийной Украине, Гоголь бы, узнав об этом, в очередной бы раз в гробу перевернулся, но работающего в столице Российской Федерации. Под тяжелой крышкой были обнаружены каменные старинные ступени, ведущие в древние подвалы и ходы. Спуститься не успели. Акушеры, они же гинекологи, побежали на очередные роды, в душе боясь, чтобы УЗИ исследование не подвело, и родила бы царица или не царица, дочь, а не "неведому зверюшку", как в несказках Пушкина или в голливудских ужастиках! Житель же соседнего государства хорошо знал, что не надо лезть, куда не надо! Пока на свет, путем операции " кесарево сечение", у женщины под пятьдесят, извлекали экошную двойню, а ее тридцатилетний муж, начинающий певец, размещал такое их счастье на на "YouTube", как показатель своей мужской силы, а в действительности, научной мысли, так как и яйцеклетка, и сперматозоиды были донорскими, пришли серьезные дяди и люк, даже без согласования с директором института, хоть и был он академиком, и не только, и лаз был запаян наглухо! Шептались, что ходы вели к Кремлю: но зачем купцам-то, хоть и преуспевающим, такое мастерить! А, может, наоборот, шли они вглубь Земли! Не исключено, что лабиринт под Москвой был создан до ее создания и ведет к другим городам и странам или даже мирам, откуда и появляются химеры в мареве. Но врачам, занятым земными делами: детишек с мамами спасать, не до загадок истории!
А вот Пушкина, который неподалеку с родителями оттуда жил маленьким и бывал здесь уже поэтом, да и маленького Тютчева, возможно, все это заинтересовало бы и было бы поинтереснее сказок, в которых из уст в уста, ведь не только для поцелуев губы сделаны, древние истории передавались! А Островский и Салтыков-Щедрин своих героев здесь располагали, как и Булгаков! Затем перемешались и авторы, и их создатели и уже трудно понять: что реальнее: писатель или его герой! А уж, что до кота ли ученого: ударение на слове ученый, который все по цепи ходит! И было ли где-то в далеком и теплом Иерусалиме Вознесенье Христово, а затем и матери его! – Только Храм Вознесенья неподалеку на Пречистенке стоит. Строили – когда веровали: и в Бога, и в сказания.
Но вернемся к нашей девушке, которая, не только была наделена даром странника по мирам, но и развивала его. Она была уже далеко. Вознесясь над плотными снежными тучами над Москвой, что так хорошо видно, когда летишь на самолете, не задерживаясь в летней голубизне неба, она поднималась все выше и выше в своей медитации. Затем достигла равнодушной к земным проблемам темноты Космоса и, что не всегда удавалось, по системе коридоров и лабиринтов, переместилась на какой-то совершенно другой модуль с розовыми и сиреневыми вершинами гор, так похожими на картины Рериха, желтыми крупными цветами на деревьях, необычными запахами и звуками… Но тут, где-то на другой планете, у нее зазвонил будильник. Кошка за окном, это пограничное существо, которое может не только видеть, но и слышать глазами, помогавшая ее переходу, телепортировала на соседнюю улицу, используя червоточины в пространстве, а может быть, в другое измерение.
Надо было спешить на практическое занятие. Она с сожалением потянулась, не открывая глаз, потерла ладони одну о другую и они быстро согрев их в прохладной квартире, приложила к глазам, потом повторила эту же манипуляцию, но обтерла уже все тело, начиная с головы. Три раза пропела "Ом…" Затем сложила ладони с чуть коротковатыми пальцами, без маникюра, поставила на уровень груди и только после этого открыла глаза… – Исчезли и химеры, и серость зимнего дня в квартире, и марево за окном. Стало понятно, что с такого лица надо писать портреты. Что, впрочем, часто и происходило!
Глава. 2. Женщина на обочине
Два часа назад на город, смешавшись с пробками шампанского, серпантином, криками: «Ура», боем часов, запахом разгоряченных тел, духами разного достоинства, и каким-то смутно-детского ожиданием счастья, которое мы глубоко прячем, но оно прорывается вместе со словами:
– С Новым годом! С новым счастьем! – будто блаженство было и будет вечным и надо лишь научиться его различать в обступившей после праздников текучке, обрушился очередной год.