Лабиринт
Шрифт:
– Что горит?
– Как будто Клопиная деревня.
– Что? – кинулся к нему Толик. – Что?!
Отец удивленно разглядывал его и ничего не мог понять.
7
Толик ринулся вперед. На тротуаре было много народу, он все время натыкался на кого-нибудь, кого-нибудь обгонял, и это злило его. Толик выскочил на мостовую и побежал изо всех сил.
Темка! Там был Темка! Дрых на своем матрасе у стенки. Толик много раз слышал, как гибнут люди во время пожара – спят,
Он несся так, как не бегал никогда в жизни. Он мчался, обгоняя зазевавшиеся машины. Он мчался скорее троллейбусов, потому что троллейбусы стояли на остановках, а у Толика не было никаких остановок. Он мчался как бешеный, не думая ни о чем, кроме Темки.
За спиной послышался топот. Он не обернулся. Рядом показалась чья-то тень, которая вырвалась вперед. Он узнал отца.
– Артем там? – крикнул отец на ходу.
Молчать дальше было бы преступлением.
– Да! – крикнул Толик.
– Где? – выдохнул отец.
– Ты не найдешь! – ответил Толик.
Отец кивнул и крикнул:
– Не отставай!
Они бежали рядом, как два олимпийца, не отставая ни на шаг. Во рту стало сладко, ноги едва двигались, когда они выскочили к берегу оврага.
Горело с той стороны, где утром деревья, дома, противоположный берег казались миражем. Там гудело бешеное пламя, вырывались огненные плащи с черной дымной каймой, гулкими залпами взлетали ввысь огненные угли.
«Все ясно!» – подумал Толик, вглядываясь в свирепое лицо оврага. Он молчал, притаившись, много лет. Молчал, дожидаясь своего часа. Копил злобу на бывших своих жильцов. Злился на их неблагодарность. Вот, мол, пожили, а не нужен стал – и ушли. Ну, погодите!.. Овраг хмурился, собирал силы, чернея оспинами старых хибар, – и вот закричал. Закричал, завыл, застонал!..
Пламя крутилось красными смерчами, перебегало с крыши на крышу, и деревянные хибары, просохшие насквозь за много лет жизни, набитые сухими опилками между стен, вспыхивали, как спичечные коробки, одна за другой.
Пожарники впустую метали в огонь острые водяные стрелы. Вода испарялась, не долетая до крыш.
Овраг бесновался.
Овраг сумасшествовал.
Овраг мстил.
С пронзительным воем к обрыву подъезжали машины, из них выскакивали милиционеры и, взявшись за руки, теснили людей от края.
Толик с отцом едва пробились сквозь эту цепь.
– Там мальчик! – кричал отец. – Там мальчик!
Они побежали мимо милиционеров, и их остановили пожарники.
– Там мальчик! – снова крикнул отец.
И Толик увидел, что за ним ринулись, раскручивая на ходу шланги, два дядьки в касках. Один был усатый. Пожарные бежали медленнее, их задерживал тяжелый шланг, и Толик с отцом обогнали их.
Рядом с Темкиным домом стоял сухой тополь. Он уже горел вовсю, словно факел. Сгоревшие ветки красными червячками падали на крышу, и крыша вспыхнула на глазах у Толика. Она загорелась не постепенно, а сразу. Занялась в одно мгновенье.
– Иди назад! – крикнул отец. – Немедленно иди!
Но Толик мотнул головой. Собрав силы, он кинулся вперед и, обогнав отца, вскочил в дом. Крыша горела, но в комнате был только густой белый дым. Дышать стало нечем, горло разъедало. Зажав нос, Толик на ощупь потрогал матрас. Темки не было.
Толик выскочил из избушки, кашляя и чертыхаясь.
– Нет! – крикнул он отцу и тут же увидел Темку.
Накинув на голову куртку, Темка ползал по земле. Куртка уже дымилась.
Сначала Толик ничего не понял. Потом увидел курицу. Она металась перед Темкой. А Темка ползал возле нее, хватал что-то и прятал за пазуху.
– Вот идиот! – заорал Толик во всю глотку.
Темка ловил цыплят, а курица защищала их. Она клевала его в руки, но Темка все равно хватал и прятал цыплят.
В это время на нем вспыхнула куртка. Темка сбросил ее, но тут же красный червячок – сгоревшая тополиная ветка – упал ему на рубашку, и рубашка загорелась.
Толик ничего не успел сообразить. Отец стремительно кинулся на Темку и придавил его своей грудью к земле. Это длилось мгновенье. Отец поднялся, схватил Темку на руки и кинулся наверх.
– Назад! – крикнул он Толику. – Назад!
Темкина хибарка уже вовсю полыхала. Толик обернулся, словно пытаясь запомнить этот ад, и чуть не умер со страху.
На него что-то налетело, сумасшедше взвизгнуло и пронеслось мимо. Это была одичавшая кошка.
Огромная тополиная ветка, треща, грохнулась рядом. Он повернулся, кинулся вслед за отцом и тут же упал, наступив на что-то скользкое.
Толика передернуло. Это были мыши. Целая орава мышей. Они пищали, лезли друг на друга, мчались наверх, к людям.
Толик вскочил. Что-то сильное хлестнуло его в грудь и ослепило. Он растерялся и потерял ориентировку.
В ту же минуту он увидел, как ему машет рукой усатый человек в каске. Струи воды стекали по штанам. Пожарник полил его, чтоб не загорелся.
Толик стремглав выскочил из оврага.
Он увидел «скорую помощь» с красным крестом, согнутую, мокрую спину отца и носилки. На носилках лежал Темка. Он лежал как-то странно. Будто хотел отжаться от носилок.
– Ложись! Ложись! – говорил ему отец, но Темка непослушно тряс головой.
Толик понял его. Он подбежал к Темке и стал вытаскивать у него из-за пазухи желтых перепуганных цыплят.
Он прятал их к себе за рубашку, со страхом разглядывая черную страшную рану на Темкиной спине, и плача ругался:
– Гад ты такой, юный натуралист!
8
Толику кажется, он ступает по снежному насту.
Он боится, что на белом, как сугробы, полу после него останутся следы, и идет медленно, осторожно, не сгибая ног, жмурясь от ослепительной белизны. Белый потолок, белые стены, белые простыни на Темкиной кровати. И черный, будто обуглившийся, отец.