Лабиринт
Шрифт:
Элэйс едва ли знала, чего ожидает, однако, когда они выехали на поляну, все здесь было мирно и спокойно. Ее корзинка стояла под деревом, на том самом месте, где ее оставила хозяйка, и из матерчатых свертков торчали ушки листьев. Элэйс спешилась, отдала поводья Франсуа и подбежала к краю воды. Инструменты лежали нетронутыми.
Элэйс подскочила, когда отец тронул ее за локоть.
— Показывай, — сказал он.
Ни слова не говоря, она провела отца вдоль берега и показала то самое место. Сперва Элэйс ничего не увидела и успела задуматься, не напугалась ли она
Она показала:
— Там. У кочки костевяза.
Она с изумлением увидела, как отец, вместо того чтобы позвать Франсуа, скинул плащ и сам полез в воду.
— Стой там, — бросил он ей через плечо.
Элэйс села на траву и, подтянув колени к подбородку, смотрела, как отец бредет по мелководью, не замечая, что вода заливается через края сапог. Добравшись до тела, он остановился и вытянул меч. Помедлил немного, словно приготовляясь к худшему, потом кончиком клинка осторожно приподнял из воды левую руку мертвеца. Раздутая синяя кисть замерла на мгновение и скользнула вдоль серебристого лезвия к рукояти, будто живая. Затем она с плеском сорвалась обратно в воду.
Пеллетье вернул меч в ножны, наклонился и перевернул труп. Тело закачалось в воде, голова тяжело дернулась, словно норовила сорваться с шеи.
Элэйс поспешно отвернулась. Ей не хотелось видеть отпечатка смерти на незнакомом лице.
Возвращался отец совсем в другом настроении. Он явно испытывал облегчение, будто свалил с плеч тяжелую ношу. Перешучивался с Франсуа, а встречаясь глазами с дочерью, всякий раз ласково улыбался ей.
Элэйс, хоть и вымоталась и по-прежнему злилась, что не понимает смысла происходящего, тоже облегченно вздыхала: все кончилось хорошо. Сейчас поездка напоминала ей прежние прогулки с отцом, когда у них еще хватало времени побыть вместе.
Все же, когда они свернули от реки, направляясь наверх к Шато, она не сумела сдержать любопытства и решилась задать отцу вопрос, давно вертевшийся на кончике языка.
— Ты узнал, что хотел узнать, paire?
— Да.
Элэйс выждала, хотя было уже ясно, что объяснения придется вытягивать из него по словечку.
— Это был не он, да?
Отец резко обернулся к ней.
Она настаивала:
— Ты подумал, из моих слов, что знаешь того человека? Потому и хотел сам увидеть тело?
По тому, как блеснули его глаза, она убедилась, что права.
— Я подумал, что это может оказаться знакомый, — наконец признал он. — По Шартру. Давний друг.
— Но он же еврей…
Пеллетье поднял бровь:
— В самом деле?
— Еврей, — повторила она, — и все-таки друг?
На этот раз Пеллетье улыбнулся.
— Это оказался не он.
— А кто?
— Не знаю.
Минуту Элэйс молчала. Она твердо помнила, что отец никогда не упоминал такого друга. Отец был добрым человеком и отличался терпимостью, и тем не менее, если бы он хоть раз заговорил о дружбе с евреем, она бы запомнила. Элэйс слишком хорошо знала отца, чтобы пытаться вытянуть из него что-нибудь против его воли. Она зашла с другой стороны.
— Это не ограбление? Тут я была права?
На этот вопрос отец ответил легко.
— Нет. Преднамеренное убийство. Рана слишком глубокая, не случайный удар. Кроме того, они оставили на мертвом почти все ценное.
— Почти все?
Но Пеллетье снова замолчал.
— Может, им помешали? — предположила она, рискнув немного поднажать.
— Не думаю.
— Или, может, они искали что-то определенное?
— Хватит, Элэйс. Не время и не место.
Она открыла рот, не желая отступаться, — и закрыла снова. Разговору конец. Больше она ничего не узнает. Лучше выждать, пока отец будет в настроении поговорить. Дальше они ехали молча.
Ближе к Западным воротам Франсуа выехал вперед.
— Благоразумнее будет ни с кем не обсуждать нашу утреннюю прогулку, — поспешно предупредил отец.
— Даже с Гильомом?
— Не думаю, что твой супруг обрадуется, услышав о твоих одиноких прогулках на реку, — сухо отозвался он. — Слухи расходятся быстро. Тебе лучше отдохнуть и постараться выкинуть из головы это неприятное дело.
Элэйс с простодушным видом встретила его взгляд.
— Конечно. Как скажешь, paire. Обещаю, не буду говорить об этом ни с кем, кроме тебя.
Пеллетье нахмурился, подозревая подвох, потом улыбнулся:
— Ты послушная дочь, Элэйс. Я знаю, тебе можно доверять.
Элэйс невольно покраснела.
ГЛАВА 4
Русоволосый мальчуган с янтарными глазами, удобно примостившийся на крыше таверны, обернулся посмотреть, откуда шум.
Гонец галопом скакал по городской улочке от Нарбоннских ворот, не замечая никого на своем пути. Мужчины кричали ему, что нужно спешиться, женщины выхватывали детей из-под тяжелых копыт. Пара спущенных с цепи собак с лаем гнались за лошадью, норовя ухватить за ляжки. Всадник не оборачивался.
Конь у него был в мыле. Даже издалека Сажье видел полосы белой пены на холке и на морде коня. Всадник на всем скаку завернул к мосту Шато Комталь. Чтобы не упустить его из виду, Сажье привстал, опасно балансируя на узком неровном черепичном карнизе, и успел увидеть кастеляна Пеллетье, выехавшего из ворот замка на огромном гнедом, и за ним Элэйс, тоже верхом. «Странный у нее вид, — отметил он. — Интересно, куда это они собрались. Одеты не для охоты».
Элэйс нравилась Сажье. Каждый раз, заходя к его бабушке Эсклармонде, она с ним разговаривала. Не то что другие дамы из замка. Те его будто не замечали, им только и нужно было, чтобы бабушка — menina— приготовила им зелье или лекарство: от лихорадки, от опухоли, для облегчения родов или для сердечных дел.
Но за все годы преклонения перед Элэйс Сажье ни разу не видал ее такой, как только что. Мальчик повис, цепляясь за край черепицы, и мягко спрыгнул вниз, едва не придавив курицу, привязанную к покосившейся тележке.