Лабиринт
Шрифт:
Он напрягся только тогда, когда в дверь спальни резко постучали.
— Это мой сын, — успокоила его Мари-Сесиль. — Oui? Qu'est que c'est? [28]
— Maman, je veux te parler! [29]
Уилл поднял голову.
— Я думал, он до завтра не вернется.
— И не должен был.
— Maman! — повторил Франсуа-Батист. — C'est important. [30]
28
Да?
29
Мама, я хочу поговорить с тобой (фр.).
30
Мама, это важно (фр.).
— Если я мешаю… — смущенно начал Уилл.
Мари-Сесиль продолжала массаж.
— Он приучен не беспокоить меня. Поговорю с ним позже.
Она повысила голос:
— Pas maintenant, [31] Франсуа-Батист.
И ради Уилла добавила по-английски, погладив ладонями его спину:
— Сейчас мне… неудобно.
Уилл перекатился на спину и сел. Ему было неловко. С Мари-Сесиль он был знаком уже три месяца, но ни разу не встречался с ее сыном. Франсуа-Батист был сперва в университете, потом проводил каникулы у друзей. Ему только сейчас пришло в голову, что об этом позаботилась Мари-Сесиль.
31
Не сейчас (фр.).
— Почему бы тебе не поговорить с ним?
— Если тебе хочется… — Она соскользнула с кровати и приоткрыла дверь.
Уиллу не было слышно приглушенного разговора, но вскоре шаги удалились обратно по коридору. Мари-Сесиль повернула ключ в замке и обернулась к нему.
— Полегчало? — тихо спросила она и двинулась к любовнику, подчеркивая каждое движение, не сводя с него взгляда из-под темной каймы ресниц.
Выглядело это излишне театрально, тем не менее Уилл почувствовал, как его тело послушно отзывается ей.
Она толкнула мужчину, опрокинув его на спину, и ловко оседлала, обхватив его плечи изящными ладонями. Отточенные ноготки оставляли на коже легкие царапины. Колени сжимали бока. Уилл дотянулся, провел пальцами по гладкой золотистой коже рук, погладил сквозь шелк ее грудь. Тонкая шелковая ткань легко соскользнула вниз, открыв плечи статуи.
В это время зазвонил мобильный телефон, лежавший у кровати. Уилл и головы не повернул, спуская к талии изящную блузу.
Но Мари-Сесиль, бросив взгляд на высветившийся номер, изменилась в лице.
— Придется ответить, — сказала она.
Уилл попытался удержать ее, но женщина нетерпеливо стряхнула его руку.
— Не сейчас, — бросила она, отходя с телефоном к окну. — Oui, j''ecoute. [32]
Ему был слышен треск помех в трубке.
— Trouve-le, alors! [33] — сказала она и сердито отключилась.
Лицо у нее потемнело от гнева. Мари-Сесиль потянулась за сигаретой, закурила. Пальцы у нее дрожали.
32
Да, я слушаю (фр.)
33
Так найдите же его! (фр.)
— У тебя неприятности?
Сначала ему показалось, что женщина попросту не услышала его, забыла о его присутствии в комнате. Чуть погодя Мари-Сесиль скользнула по нему взглядом.
— Дела, — отозвалась она.
Уилл ждал, пока не понял, что продолжения не последует и женщина дожидается, пока любовник уйдет.
— Извини, — суховато добавила она. — Я предпочла бы остаться с тобой, mais… [34]
Обиженный, Уилл поднялся и потянулся за джинсами.
34
Но… (фр.)
— Пообедаем вместе?
Она поморщилась:
— У меня важная встреча. Деловая, видишь ли. Попозже, oui?
— Когда попозже? В десять часов? В полночь?
Она подошла, переплела его пальцы со своими.
— Не сердись.
Уилл хотел отстраниться, но она его не пустила.
— Всегда ты так. Я никогда не знаю, чего ждать.
— Это все дела, — промурлыкала она. — Незачем ревновать.
— Я не ревную. — Он уже потерял счет таким разговорам. — Просто…
— Ce soir, [35] — перебила она, отпуская его. — А сейчас мне надо собираться.
Он не успел возразить. Мари-Сесиль скрылась в ванной и закрыла за собой дверь.
Выйдя из душа, Мари-Сесиль с облегчением увидела, что Уилл ушел. Она бы не удивилась, застав его по-прежнему валяющимся на кровати все с той же вечной растерянной улыбочкой на лице.
Его навязчивость начинала действовать на нервы. Он все чаще предъявлял права на ее время и внимание. Явно неправильно понимает их отношения. Придется с ним разобраться.
35
Вечером (фр.).
Мари-Сесиль выкинула Уилла из головы и огляделась. Служанка успела прибрать комнату. Ее вещи были разложены на застеленной постели. Рядом стояли золотистые туфли ручной работы.
Она достала из портсигара новую сигарету. Слишком много курит. Все нервы. Перед тем как зажечь сигарету, постучала фильтром о крышку. Еще одна привычка, унаследованная от деда в числе прочего.
Мари-Сесиль подошла к зеркалу, сбросила с плеч белый купальный халат и, склонив голову набок, критически оглядела свое отражение. Стройное тело, бледное, вопреки моде; высокая полная грудь, безупречная кожа. Она провела ладонью по темным соскам, проследила изгиб бедер, погладила плоский живот. Пожалуй, еще несколько морщинок появилось вокруг глаз и у рта, но в остальном время не тронуло ее.
Бой золоченых бронзовых часов на каминной полке напомнил, что пора собираться. Потянувшись, она сняла с вешалки прямое воздушное длинное платье. Спинка высокая, на горле треугольный вырез — скроено специально для нее.
Она поправила на прямых плечах узкие золотые лямочки и присела к туалетному столику. Расчесала волосы, приглаживая пряди, пока они не приобрели блеска полированного черного дерева. Она любила эти минуты преображения, когда она переставала быть собой, превращаясь в navigataire, словно сливаясь сквозь время со всеми, исполнявшими ту же роль до нее.