Лабиринт
Шрифт:
ГЛАВА 48
Придя в себя, Симеон увидел над головой не листву, а крышу какого-то стойла. В памяти остался долгий путь. Ребра еще болели от тряской рыси лошади.
Здесь стояла ужасающая вонь: смесь пота, козлиной шерсти, гнилой соломы и еще какого-то незнакомого запаха. На стенах висели ремешки упряжи, в углу у низкой двери стояли ухваты. В стену напротив вбиты были пять или шесть колец для привязи скотины.
Симеон опустил взгляд ниже. Мешок упал у него с
Откашливаясь и сплевывая изо рта грубые нити мешковины, он сумел кое-как сесть. Отталкиваясь ногами и превозмогая боль разбитого тела, переполз к двери. На это потребовалось немало времени, зато ощущение твердой опоры за спиной принесло ему невыразимое облегчение. Терпеливые усилия дали возможность подняться на ноги, отчего голова едва не уперлась в крышу. Симеон всем телом ударил в дверь. Доски жалобно заскрипели, но дверь явно была приперта чем-то снаружи и не открылась.
Он понятия не имел, далеко ли его увезли от Каркассоны. Сохранились смутные воспоминания: словно бы его везли на спине лошади через лес, потом по открытому полю. Насколько он знал местность, это могло означать, что его похитители направлялись к Требе.
В щели под дверью он видел тусклую вечернюю синеву. Поздно, однако еще не совсем стемнело. Прижавшись ухом к земле, он расслышал неподалеку голоса похитителей.
Они кого-то ждали. От этой мысли он похолодел, хотя едва ли нуждался в лишнем подтверждении, что это была не случайная засада.
Симеон отполз к дальней стене и понемногу задремал, то вскидываясь, то снова склоняясь на бок, соскальзывая в тревожный сон.
Крики за стеной заставили его очнуться. Он мгновенно напрягся каждым нервом, услышав тяжелые шаги и звук отодвигаемого тяжелого засова.
В дверях очертилась темная фигура, освещенная сзади сиянием встающего солнца. Симеон моргнул.
— O`u est-il? Где он? — Голос образованного северянина, холодный и уверенный.
Короткое молчание, и услужливо поднесенный факел выхватил из темноты прижавшегося к стене Симеона.
— Давайте его сюда!
Симеона подхватили под мышки и бросили на колени перед французом.
Симеон медленно поднял глаза. Над ним стоял человек с жестоким худым лицом и бесстрастным взглядом. Глаза цвета кремня. Добротная одежда северного покроя ничего не говорила о его титуле или положении.
— Где она? — требовательно заговорил тот.
Симеон поднял голову.
— Не понимаю, — произнес он по-еврейски.
Сильный пинок обрушился без предупреждения. Симеон опрокинулся назад, почувствовав, как хрустнуло ребро. Грубые руки вздернули его в прежнее положение.
— Я знаю тебя, еврей, — заговорил стоявший перед ним мужчина. — Не стоит вести со мной игру. Спрошу еще раз: где книга?
Симеон снова поднял голову и ничего не сказал. На этот раз удар был направлен в лицо. В голове вспыхнула боль, рот наполнился кровью и обломками зубов.
— Я выслеживал тебя, как зверя, еврей, — продолжал стоящий, — от самого Шартра, в Безьере и здесь. Выследил, как зверя. Ты отнял у меня много времени, и терпение мое на исходе. — Он шагнул ближе, и Симеон увидел ненависть в его мертвых серых глазах. — Еще раз: где книга? Ты отдал ее Пеллетье?
Две мысли одновременно мелькнули в голове Симеона. Первая — что себя уже не спасти. Вторая — что он должен прикрыть друзей. Это еще в его силах. Глаза заплыли и уже не видели.
— Я вправе знать имя того, кто обвиняет меня, — выговорил он разбитым ртом. — Я стану молиться за тебя.
Человек сощурил глаза:
— Не сомневайся, ты скажешь мне, где книга.
Он слегка повел подбородком.
Симеона вздернули на ноги, сорвали одежду и перегнули через телегу. Двое держали его, один за руки, другой за ноги, открывая спину. Симеон услышал резкий свист ременного пояса за миг до того, как пряжка рассекла ему кожу. Тело мучительно дернулось.
— Где она?
Симеон зажмурился, услышав, как снова свистнул ремень.
— Уже в Каркассоне? Или еще при тебе, еврей?
Он вскрикнул от удара.
— Ты скажешь мне. Ты. Или они.
Кровь стекала по спине. Симеон читал молитву своих предков; древние священные слова уходили в темноту, отгораживая разум от боли.
— Где книга? — повторял мучитель, выговаривая по слову на удар.
Это было последнее, что услышал Симеон перед тем, как темнота дотянулась до него и унесла с собой.
ГЛАВА 49
Из Каркассоны авангард крестоносцев увидели в день Святого Назария. Стража на башне Пинте зажгла сигнальный огонь. Ударили в набат.
К вечеру следующего дня, первого августа, на дальнем берегу реки вырос французский лагерь — словно второй город соперничал с блеском первого роскошью шатров и палаток, блеском знамен и золотых крестов. Северяне-бароны, гасконские наемники, солдаты из Шартра, Бургундии и Парижа, лучники, церковники, обоз и приставшее к войску отребье…
После вечери виконт поднялся на бастион. С ним были Пьер Роже де Кабарет, Бертран Пеллетье и еще двое. Вдали поднимались в воздух струйки дыма, серебряной ленточкой тянулась река.
— Много их…
— Не больше, чем мы ожидали, мессире, — возразил Пеллетье.
— Скоро ли подтянется основное войско?
— Трудно сказать, мессире, — отозвался кастелян. — Чем больше армия, тем медленнее она движется. Да и жара их задержит.
— Задержит, да, — сказал Тренкавель, — но не остановит.