Лабиринты чувств
Шрифт:
— Простите, где?
— В бурде!
— А! — улыбнулся он. — Это русский юмор? Понял.
— Понял юмор, да? Аркадий Райкин, да? Юрий Никулин? — Возмущению ее не было предела. — Погоди, милый, я покажу тебе цирк на сцене!
Она набрала побольше воздуха в свою могучую грудь и заверещала, имитируя милицейский свисток:
— Фррри-и-и-и! Фррю-у-у-у!
Это сработало как самая надежная сигнализация. Входная дверь распахнулась, и перед Квентином вырос участковый. Правда, кто перед кем «вырос», оставалось невыясненным:
— Что, Маруся? — спросил он у кассирши. — Непорядки?
— Театр сатиры и юмора, — отозвалась Маруся.
— И кто же у нас тут выступает? — Вопрос был риторическим, потому что милиционер, задавая его, глядел на Квентина в упор.
— Да вот, нашлись некоторые. — Кассирша, наоборот, устремила взор куда-то в пространство. — Шутят.
— И что же нас так развеселило? — поинтересовался гусар.
— Господин полисмен, — серьезно начал Джефферсон. — Это не я шутил. Это мисс… или миссис Марусья шутила. А мне совсем не весело. И я не хотел совершать ничего плохого.
— Скажи лучше — не успел! — вмешалась Маруся. — Кто за прилавки заглядывал, а? Спроси его, Петь, чего там искал?
— Чего там искал? — спросил Петя.
— Дверь.
— Изворачивается! — объяснила бдительная миссис Маруся. — Мы тут не дверями торгуем, а едой.
— Какую дверь? — не отставал участковый.
— В дом. Где живут.
— Так он еще и по квартирной части! — догадалась Маруся. — Помнишь, Петь, в том месяце двадцать пятую обчистили?
— Тех поймали, — честно признался Петя. — Напраслину-то, Мань, на человека не вешай.
На всякий случай страж порядка все-таки решил проверить у подозрительного человека с акцентом документы: а может, это злоумышленник из иностранной мафии?
Для чего бравый гусар и пригласил незнакомца вслед за собою в подсобку. Знал, что там непременно глотнет либо коньячку, либо еще чего-нибудь горячительного. Администрация и продавцы не обходят столь важную особу вниманием.
И тут, рядом с подсобкой, Квентин увидел то, что искал: дверь в жилые помещения. Вернее, бывшую дверь. Администрация магазина добилась своего: теперь на стене оставался только оранжевый прямоугольник свежей кирпичной кладки.
Едва участковый с Квентином скрылись за дверями подсобки, в магазин зашла Юлька за пакетом молока.
Глянула на кирпичный проем, подумала с сожалением: «Вот ведь досада, заделали. Жалко им, что ли, было, что люди не по холоду ходят? Теперь приходится в обход добираться. Можно подумать, что проход им как-то вредил».
Пока она пробивала чек, кассирша зашептала ей многозначительно:
— Вы тут поаккуратнее, вам бегать-то не с руки, поскользнуться можете! За покупками лучше мужа присылайте.
— А зачем мне бегать? — Об отсутствии мужа Юля умолчала, понимая, что это не вызовет большого сочувствия.
— Да туг район неспокойный такой! Сейчас одного прямо вот здесь, в магазине повязали. Я сразу поняла: бандит! Оказалось — точно: и магазины грабил, и квартиры.
Юля улыбнулась:
— Спасибо за информацию, но у меня украсть нечего.
— Ой, зря вы так. Видели бы его только! Такой и зарежет не задумается. Не посмотрит, что ребенка ждете.
— Да что вы! Такой страшный?
— Маньяк!
— А как он выглядит, чтобы иметь в виду, если что?
— Косит под Аркадия Райкина.
— И похож?
— Вылитый.
Документы были проверены. Все как будто в порядке. Участковый успокоился.
И тут иностранец задал вопрос, который выдавал его злые, нечестивые намерения:
— Господин полисмен, вы всех знаете в этом доме?
— Предположим. А кто вас интересует?
— Мисс Юлия Синичкина.
Гусар Петя сразу стал суров: интересы этой женщины он готов был отстаивать не щадя живота своего. Ведь она — знаменитая журналистка и написала о нем в газете. Такими словами написала, что ни в сказке сказать, ни пером описать! Уж так правдиво, так правдиво! И все про его героизм.
Теперь этот номер, с крупной фотографией, висит у Петра в квартире, в рамочке, на самом почетном месте!
— Зачем вы ее ищете, Синичкину?
Квентин замялся, и его замешательство не укрылось от глаз постового.
— Я хотел бы… сделать ей подарок, — промямлил иностранец.
— Подарок — это хорошо. Подарок — это просто замечательно. А если поконкретнее?
Квентин понял, что и тут никакой информации ему не получить. Отвязались бы поскорее — и то хорошо.
— Часы. Золотые, — нетерпеливо сказал он. — Может быть, вам еще их показать?
Он постарался вложить в эту реплику всю язвительность, на которую только был способен. Однако чувство юмора у русских было, видимо, каким-то своеобразным, потому что полисмен воспринял его заявление совершенно серьезно:
— Да, уж, неплохо бы предъявить.
— «Предъявить» — это, кажется, слово из уголовною лексикона?
— Как умеем, так и говорим, — обиделся участковый. — Предъявляйте. Сами же предложили, чего ж теперь па понятную.
И Квентин предъявил их: часики всегда были при нем, неотлучно.
Петр поднес их к глазам, разглядел пробу золота, поднес к уху: какой механизм там тикает?
Как будто все в норме.
Но… береженого Бог бережет. Тем более Юлия Викторовна в таком состоянии, ей волноваться вредно.
— Не припомню что-то такой фамилии… Как вы сказали?
Синицына?
— Синичкина.
— Нет, не знаю.
Посмотрел вслед уходящему Джефферсону участковый Петр и пробормотал себе в усы:
— Очень захочешь — сам найдешь. Если ты мужик, конечно.
И он, бесспорно, был прав.