Лаборант
Шрифт:
Клацанье винта прозвучало короткой дробью и сразу перешло в тонкий визг.
В течение следующих нескольких секунд происходило непонятное.
Только что Мео, сидя на корточках, толкнул винт юлы и вдруг оказалось, что он уже стоит. Стоял он странно – как-то зыбко и голова его все время оказывалась по-птичьи повернутой то под одним углом, то под другим. То же самое происходило и с его руками, они оказывались вдруг то разведенными в стороны, то поднятыми вверх, то прижатыми к груди. То их
С какого-то момента движения рук стали различимы именно как движения, хоть и рваные, дерганые. Визг превратился в жужжание. Мео неестественно быстро нагнулся и подхватил юлу, начавшую заваливаться набок. Как только он взял ее в руки, движения его сделались абсолютно нормальными. Жужжание прекратилось. Он положил юлу, взял с пола секундомер, нажал кнопку, выпрямился и стоял теперь, глядя во фронтальную камеру.
Паша обернулся по сторонам – на мониторы никто из присутствующих не смотрел, только на него.
Несколько секунд какого-то дурного сна. Завел юлу, начал дергаться. Будто движения ускорились.
Будто на перемотке.
Перемотка. Единственное разумное объяснение.
То есть все это просто запись, подделка. Потому и внутрь не пустили…
Значит, получается, что настоящий эксперимент происходит именно сейчас. И получается, что именно с ним. Но как реагировать? Показать, что догадался?
– Олег Евгеньевич, объясните лаборанту, что это было, а то у него, похоже, ступор, – сказал Еремин в микрофон.
– Вращение юлы генерирует поле, диаметром примерно два метра, – сказал динамик, закрепленный над мониторами, немного искаженным голосом Мео. – В этом поле скорость течения времени значительно ускоряется. Чем быстрее вращение юлы, тем выше скорость течения времени в этом поле. Максимальный показатель – примерно в десять раз.
Павел внимательно следил за его артикуляцией. Но потом понял, что если это все заранее записано, то, конечно, она будет совпадать.
Мео на экране шагнул ближе к камере и поднес прямо к ней остановленный секундомер. Рука его покачивалась и Павел, волнуясь, не мог толком разглядеть, что тот показывает.
– Минута пятьдесят пять, – озвучил Еремин, затем сунул Паше в лицо свой секундомер. – Четырнадцать секунд.
Мео вернулся в центр комнаты, ближе к микрофону на потолке.
– В десять раз на максимуме, минус ускорение и замедление. Сколько у вас, пятнадцать?
– Почти, – сказал Еремин.
– То есть, для наблюдателя чистое время вращения юлы составляет 5 секунд, а для меня 40, если так понятнее. Так понятнее?
Пора было прекращать этот явно отрепетированный балаган. Может, это вообще тест на дурака? Нужно было задать какой-то неожиданный вопрос.
– Олег Евгеньевич, а вы настоящий? – спросил Паша, наклонившись к микрофону и впился глазами в экран, следя за губами Мео.
– Настоящий? – переспросил тот. – Это трудный вопрос. Хотите поговорить на философские темы, э-э, коллега?
– Нет. Он думает, что мы его дурим… Ладно, – подумав, сказал Еремин, – пусть зайдет, в углу постоит. Покажите ему в динамике. Только аккуратнее, пожалуйста, Олег Евгеньевич. Лаборанты нам нужны.
– Хорошо, – кивнул Мео. – Заходите, Павел. Не бойтесь.
Сжав губы, Паша оглянулся и пошел к двери. Открыл. Мео стоял посреди комнаты, у его ног на боку лежала юла. Именно так, как это было последний раз на экране.
– Вот туда в угол идите… Стойте спокойно, главное – не двигайтесь. Нервы же крепкие у вас, юноша? И стол давайте вот так подвинем. Заблокируем вас немного на всякий случай.
Паша не был особенно уверен в крепости своих нервов. Он вдруг подумал, что если сейчас вживую увидит какую-то чертовщину, подобную той, что творилась на экране, то неизвестно еще что будет. И что значит «в динамике»? С ощутимо бьющимся сердцем он стоял, уперев руки в стол.
Мео взял ящик со стола и подошел к лежавшей на боку юле. Поставил ящик рядом и опустил в него юлу. Некоторое время повозился, будто пытаясь наконечником юлы куда-то попасть. Затем закрыл крышку, из отверстия в которой, оказывается, торчал край колпачка на винте. Встал, прижимая одной рукой ящик с юлой к груди. Вынул из кармана халата руку с секундомером и поднял ее. Затем повернулся к Паше.
– Один… Два… Три! – сказал динамик.
На «три» Олег Евгеньевич нажал на кнопку, сунул секундомер в карман, затем поднес освободившуюся правую руку к ящику, вытянул винт и сделал толкающее движение.
Паша успел подумать, что тот юлу накачивает, а дальше началось невообразимое, когда он мог думать только об одном – как бы не заорать в полный голос и не опозориться.
Снова тонкий визг, здесь на месте гораздо более неприятный. Внезапно Мео оказался в противоположном углу помещения, все так же прижимая к груди ящик с юлой, потом в другом углу, опять в этом и так несколько раз оказывался в трех разных, не занятых Пашей углах. Появление его в очередном месте было настолько стремительными, что Паша едва успевал поворачивать голову. Момент начала его движения еще можно было различить, но потом он просто исчезал и возникал в другом месте. Но и там стоял неплотно, будто мерцая и только лишь короткий миг. В какой-то момент он так и остался стоять. Заглянул в ящик, сунул руку в карман. Очевидно, остановил секундомер.
Но тут уже и без всяких секундомеров все было понятно. Вернее, непонятно было вообще ничего.
Паша тяжело опустился на стоявший рядом стул и растер руками лицо.
Однажды в подростковом периоде ему залепили кастетом в челюсть. Сейчас он ощущал себя примерно как тогда, когда трудно вставал, в ушах тонко звенело и мир собирался заново перед глазами.
– Ничего не понимаю, – наконец признался он. – Как вы говорите?.. Генерируется поле? В котором ускоряется время? То есть это такой прибор?.. Машина времени, что ли?