Лаборатория имен
Шрифт:
– Ты чего? – восклицал лежащий.
– Держи палец на звонке, – отвечал стоящий.
Второй раз оказаться у директора в кабинете – это было нечто. Поэтому лучший способ справиться – упасть в обморок. Что Карл и сделал. Но, конечно же, он сделал это не специально. Так получилось.
– Тебе плохо? – запричитал дежурный.
– Ему нехорошо, – подтвердила Хьюс.
– Тебе нехорошо? – машинально спросил длинный мальчик, пока Хьюс хлестала его по щекам и приводила в чувство. Карл очнулся на мгновение, но уборщица продолжала свою восстановительную гимнастику так, что мальчик снова отключился.
– Неси его к Якобине, – заключила Хьюс, вцепилась в швабру и уже через мгновение терла пол вокруг Карла.
И вместо третьего этажа, Жертва понес его в медкабинет, на первом этаже. Звонок с урока прозвенел значительно позднее. Это не могло не радовать учителей, но никак не детей, которые считали каждую минуту до конца нудного учения.
3
Якобина была доброй женщиной, но детей не слишком любила. Пока она сидела одна в кабинете, на ее лице было нарисовано состояние благолепия. Она любила эти часы спокойствия, когда идут уроки и есть еще время до перемены, когда и может произойти нечто такое, что может привести в ее кабинет и заставить что-то делать. Например, забинтовать руку упавшего с лестницы, либо голову убежавшего с урока прямиком на дерево, где, по его мнению, никто не станет мешать. А то и спасать целую гурьбу от внезапно напавшей хандры, являющейся по всей видимости итоговой контрольной за полугодие.
Она спокойна, в окне – ласточки и голубой небо. Шторы в крапинку и улыбка на лице с жующим виноградом – хорошо. Но проходит мгновение счастье и уже на второе пришествие в кабинет врывается жердеподобный мальчик, взлохмаченный и взволнованный, к тому же держащий в руках другого мальчика без явных признаков чувств. Последнего она знала, как невоспитанного, правда здоровающегося, но так, что его вежливость ни в какие ворота не воспитанности не помещалась. Как можно отнести «Доброе утро, Мракобина Флай», когда ее звали Якобиной, а не как иначе. А «До свидания, Мра-а-кобина». И ничто не могло подействовать на него – ни угрозы, ни инъекции, ни отказы писать справки во время прогулов. Он продолжал ее звать так, как ему вздумается, а она угрожать ему расправой в своем кабинете с помощью уколов, которые так боятся все дети.
Но она не могла забыть, что она, в первую очередь, врач и Карл, прежде всего, пациент, нуждающийся в помощи. Поэтому она тут же освободила кушетку от старой оранжевой грелки, зеленой груши и тарелки с виноградом, который она мечтала полакомиться после обеда, и уложила Карла, который еще пребывал в беспамятстве.
– Все вы деретесь, – приговаривала она, рассматривая его разукрашенное лицо, поворачиваясь к обеспокоенной «Жертве». Тот крутил головой, показывая знаками, что в этих отметинах он не виноват. Но Якобина его не слушала – она уже нарисовала для себя картину произошедшего – Кард назвал тощего не по имени, за что и получил по заслугам. – А спрашивается зачем? Чтобы на вас лекарства расходовались?
Карл не сразу очнулся. Большую часть слов он не услышал, хотя сквозь пелену происходящего до него доносилось что-то невразумительно странное.
– Что разве поговорить нельзя? – вопрошала женщина, смачивая ватные тампоны перекисью, – на крайний случай обойдитесь щелчком по лбу, легким шлепком, – она недовольно обрабатывала ссадины с прищуром посматривая то на одного, то на другого мальчика. – Нет, надо доводить дело до медпункта.
Жердяю надо было уходить подавать звонок, и уже через минуту раздался запоздалый трезвон. Он и помог очнуться Карлу, тот открыл глаза, но тут же закрыл, сжал их довольно сильно – ему показалось, что голова стала в этот момент меньше, и снова открыл.
– Мракобина? – удивленно закричал Карл. Он уже давно не падал в обморок, хотя ему казалось, что никогда не падал, и реакция на жирную кожу с чавкающим ртом – нормальная.
– Что? – спросила она, и вероятно, зная про свое второе имя, тут же продолжила. – Нужно таким, как вы носить свою аптечку, а не ходить ко мне, да еще с такими, с такими…
Она не подобрала нужного варианта, так и зависла, пока дверь не приоткрылась, и не показались две фигуры – робкие, застенчивые.
– Мисс Флай, – кротко сказал один, – добрый день, – почти хором сказали оба.
– Добрый, – добродушно сказала женщина. Ей явно нравились эти мальчики. Она была готова лечить несколько таких, как они, которые умеют правильно к ней обращаться, чем одного такого, как Карл.
– Вот он где прячется… – как бы между прочим произнес первый, – а вы уже заканчиваете лечить… – спросил уже более громко второй.
Мисс Флай кивнула головой.
– И снова под надежной защитой… – прокомментировал тот, что повыше, – ну хорошо, что заканчиваете, – продолжил мальчик пониже, – нас попросили оказать поддержку нашему попавшему в беду однокласснику, довести его до дома. В целости и сохранности, – последние слова произнес, ну, конечно же, Денвер, а поддакивал во всем ему Базилик.
Карл не испугался. Ни на уроке, ни когда сбежал с него (а не от них, как кто-то может предположить), ни сейчас, когда они окружили и теперь он уже побитый раз, будет побит и второй, на этот раз не одним Трафаретом, а его друзьями и теми, кто так невзлюбил Карла.
– Ничего сейчас он выйдет… – продолжили шепотом обмениваться впечатлениями друзья, – до свидания, мисс Флай. Хорошего дня!
Они исчезли. Мисс Флай улыбнулась, давая понять Карлу, что была бы довольна такими пациентами, но приходиться иметь дело с подобными Карлу. Через минуту в открытом окне показался самый главный из «банды». Денвер. Если Трафарет был самый сильный, но не самый умный, то этот был пусть и без значительных пропорций, но достаточно умен, чтобы вести за собой класс, увлекая всех в основном разного рода глупостями. Без него не было бы такого отношения к Карлу, он первый начал к нему придираться и отметил, что клички – из ряда вон плохо, хотя сам любил иногда использовать их, объясняя тем, что некоторые достойны их больше. Например, все ботаники или противные нарушители дисциплины. А он – Роберт и если что-то и добавлять к его имени, то разве что Босс, или Главный, но никак не имя динозавра.
– Мы тебя ждем, – сказал он губами, улыбнулся и показал на часы, затем на Карла и изобразил, как он качает его, что-то приговаривая шепотом. Через мгновение показались остальные – Базилик и Желудочный сок, чтобы показать более тривиально то, что их босс имел ввиду – четыре кулака в воздухе и смыкающиеся зубы.
– Хороший день – это день, который начинается удачно. А у меня он уже пошел не в ту сторону, – приговаривала медсестра, заканчивая обрабатывать раны Карда. Банда не унималась – они изображали друг на друге как будут его воспитывать. – Если бы ты подрался завтра в выходной день, или же попозже, после уроков, тогда другое дело. Вся забота бы досталась твоей маме.
Денвер колотил Базилика и тот делал вид, что ему безумно больно. Желудочный сок тем временем выбрал себе в качестве жертвы цветочный горшок и душил его.
Карл не выдержал – нервы его и так были на пределы после двух разноплановых драк, он вскочил, забрался на подоконник и всадил «Соку». Так получилось, что один удар пришелся троим – он ударил правого, тот дернулся задел босса, который в тот момент, завидев то, что жертва сама устремляется в капкан, ринулся к окну, и, получив пасс, от неожиданности дал затрещину левому.