Лаборатория
Шрифт:
– Спасибо, спасибо... Ну что, проказницы!
– сказал Семен.
– Задержались на целые сутки! Ладно, топливо сожгли, вам хоть еды-то там хватило?
– Маша, тебе хватило еды?
– Ну, в первый день мы на полдник не успели, а так все было нормально!
– Вот, мы вам даже сувенир привезли!
– Аня достала из сумки магнитик с цветной фотографией кометы и надписью "НеоТурс - комета С/2020".
– В аэропорту купили, что ли?
– Нет, прямо на корабле! Ой, не палюсь!
– сказала Маша.
– Ой, не спалилась!
– засмеялась Аня.
–
– сказал Семен строго.
– Семен Александрович, ну сами подумайте, зачем нам было лететь на "Ромашке"...
– Если у Маши была скидка в турагентстве.
– То есть вы, значит, на туристическом корабле летали?
– Ну да! Там хоть жилой отсек побольше!
– И кормят получше!
– А как вы образцы-то собрали? Когда это туристов стали в открытый космос выпускать?
– спросил Семен.
– Мы воспользовались нашим женским обаянием!
– сказала Аня.
– Строили глазки!
– сказала Маша.
– Капитан даже грозился на нас жениться!
– сказала Аня.
– На ком?
– уточнил Семен.
– Он из Пакистана, а у них там многоженство, - сказала Маша.
– И?...
– Мы обещали подумать!
История о трех композиторах
Зашел как-то раз композитор Штраус в гости к композитору Шуберту, который жил в Вене на улице Кеттенбрюккенгассе, и прямо с порога говорит ему:
– Знаешь, друг Шуберт, какая история со мной только что произошла?
– Нет, - отвечает Шуберт, - не знаю.
– Шел я тут по улице Грюнгассе и тут мне один господин противной наружности случайно на ногу наступил. А я ему за это случайно ус оторвал. Такой ус у него был, длинный и пушистый. То есть пока у него оба уса на лице были, наружность у него вовсе и не противная была, а прямо скажем, даже мужественная и внушительная, совсем как у меня. А вот как я у него один ус вырвал, так до того сделалась противной, что аж смотреть невозможно. Да что смотреть, слушать даже невозможно было, так он ругался громко.
– И что, - спрашивает Шуберт, - чем дело кончилось?
– А дело, - говорит Штраус, - кончилось штрафом. Мимо, на мою беду, проходил полицейский, и видя такое смятение и несимметричность на лице господина противной наружности, определил его пострадавшей стороной в нашем конфликте. И выписал мне штраф. Ваша, говорит, как фамилия будет? Я ему отвечаю, Штраус. Господин Штраус, говорит он, выписываю вам штрафус! И смеется, будто скаламбурил. А этот господин противной наружности тоже вдруг засмеялся и говорит, мол, что на роду было мне написано штраф за ус оплатить. Но я смеяться с ними не стал, а пошел сразу к тебе, новостью поделиться.
– А у меня, - говорит Шуберт, - вот какая новость. Пошел я давеча к портному пальто зимнее кроить, а он мне и заявляет: вам, говорит, господин Шуберт, пальто при вашей фамилии ни к чему. Вам, говорит, настоятельно рекомендую приобрести хорошую шубу! И хохочет, экий остряк нашелся!
Тут вдруг раздался громкий стук в дверь дома композитора Шуберта на Кеттенбрюккенгассе. Даже не просто стук, а мощные удары: бах! Бах! Бах!
Композиторы, конечно, сразу поняли, что в гости к ним пришел их знакомый композитор Шопен, потому как композитор Бах к тому времени уже лет семьдесят как помер.
Открывают они, значит, дверь, и видят перед собою Шопена, одетого по последней моде всех английских денди и держащего в руках мощную трость, которой он, значит, в дверь-то и колошматил. И рассказывает им Шопен, что буквально на днях вернулся он из путешествия по Англии. Многое он, конечно, повидал в Англии, и многое произвело на него впечатление, но более всего ему понравилась национальная английская забава, известная как шоппинг. До того, говорит, в Лондоне много всяческих shops, что жители столицы английской целый week-end могут провести, переходя из одного shop в другой shop, потому и название придумали этой забаве - шоппинг. И он сам тоже решил шоппингом заняться и вполне в этом деле преуспел, купил себе прекрасных вещей знаменитого английского сукна да впридачу дубовую трость.
Тут Штраус с Шубертом переглянулись, и Шуберт говорит Шопену:
– А что, друг Шопен, кто надоумил тебя заняться этим шоппингом?
– Ты знаешь, - отвечает тот, - не кто иной, как гостиничный портье. Когда я вселялся в номер своей гостиницы на улице Пэлл-Мэлл, недалеко от Букингемского дворца, портье задал мне несколько обычных вопросов. Спросил мою фамилию, надолго ли я приехал, буду ли я заказывать завтрак в номер и всякое такое, а потом говорит мне, мол, мистер Шо'пин, ай рекомменд ю ту гоу шоппинг. И даже не улыбнулся, зараза.
Любовь - всего лишь химия
"Любовь - всего лишь химия" - написал Евгений и задумался. Первая строчка будущего стихотворения пришла к нему быстро, можно даже сказать, спонтанно. Сегодня, когда он ехал в метро с учебы, на одной из станций в вагон вошла девушка и встала рядом с ним. Запах ее духов не то, чтобы вскружил Евгению голову, но, хм... приятный, в общем, был запах.
Конечно же, на следующей остановке девушка вышла, а Евгений поехал дальше, но запах он запомнил так хорошо, что даже принес этот запомненный запах домой. Нельзя сказать, что девушка пахла так сильно, что ее запах пропитал одежду Евгения, нет. Видимо, просто у него была хорошая обонятельная память. Бывает же зрительная и слуховая, так почему бы не быть обонятельной. Увидел человек что-то, что произвело на него впечатление, закрыл глаза - а перед глазами оно, это самое что-то. Так же и здесь, только глаза можно не закрывать.
Поскольку Евгений не был профессиональным дегустатором запаха, он не мог описать его словами. Он не знал, что было смешано в этом запахе - розовое масло, миндаль или, может быть, лаванда. Просто запах был приятный. "Занятно", - подумал Евгений.
– "Как будто влюбился я в этот запах. Девушку даже не разглядел толком, а в запах влюбился. Химия вскружила голову человеку. Что там за духи такие? А может, это ее личные феромоны виноваты. Известно же, что женщины весной источают феромоны для привлечения самцов своего вида".