Лабух

Оченков Иван Валерьевич

Вообще, в заведении Грохотова, имеется своя звезда шансона — Мария Задунайская — весьма симпатичная брюнетка с короткой стрижкой и необычайно глубоким контральто, которым она исполняет романсы. За что пользуется совершенно заслуженным успехом. Но… недавно у неё начались проблемы с голосом, и понадобилась замена. А я-то думал…

Аккомпанирует ей маленький оркестр из пианиста Серёжи, скрипача Изи и гитариста Владимира Порфирьевича. На меня эта дружная компания смотрит как солдат на вошь, но возражать хозяину не смеют.

— А теперь, господа, — взял на себя обязанности конферансье хозяин. — Перед вами выступит молодой, но не побоюсь этого слова, весьма талантливый молодой исполнитель. Николай Северный!

Этот псевдоним пришлось назвать Грохотову, когда он заявил, что фамилия Семёнов со сцены не звучит. Прости, Аркадий Дмитриевич. Постараюсь, чтобы ты меня не стыдился.

— Встречайте!

В ответ раздались довольно жидкие аплодисменты. Почтеннейшая публика была занята тем, что жрала, пила и лапала девочек. Сытые холеные рожи. Ещё совсем недавно они были вынуждены прятаться, а теперь вылезли из своих нор и корчат из себя хозяев жизни. Думаете, это надолго? Не хочу вас разочаровывать, но нет. А пока, что ж, гуляйте! У меня есть то, что вам нужно…

— Что подыграть, маэстро? — подмигнул со своего места Сергей.

— Танго, — ответил ему и взял несколько аккордов.

Абсолютно босяцкий текст и исконно аргентинская мелодия сделали своё дело, заставив чавкающую публику оторваться от тарелок.

'На Дерибасовской открылася пивная,

Там собиралася компания блатная.

Там были девочки Марина, Роза, Рая,

И с ними — Костя. Костя — шмаровоз…'

* * *

[1] Рыков Алексей Иванович — революционер, советский партийный и хозяйственный деятель.

[2] Намек на Демьяна Бедного, писавшего, что ему приходилось жить в дровяном сарае с фанерными стенами. На самом деле, в описываемое время у пролетарского поэта была квартира в Кремле.

Глава 5

Много ли нужно обычному человеку? Еда, одежда, крыша над головой, возможность заработать на это всё… вроде бы не так много, пока тебя мучит голод, или негде преклонить голову. Но, что происходит, когда всё это уже есть? По минимуму, конечно, но всё-таки… Тогда всё становится немного сложней. Кусок хочется послаще, одежду покрасивей, вместо комнаты квартиру, а работа была не просто любимой, но ещё и денежной.

С последним проблем не было. Петь в «Ласточке» оказалось очень выгодно. И не только из-за денег, которые мне платил Рокотов. Публика там собиралась по нынешним временам не бедная, да ещё к тому же склонная к мотовству. Дожившие до НЭПа спекулянты из мелких паразитов на теле трудового народа как-то очень быстро трансформировались в солидных коммерсантов, отрывавшихся теперь за тяготы и лишения времён Военного коммунизма.

Стоило им появиться в ресторане, как вокруг начинали виться размалёванные девицы, угодливые официанты и, конечно же, наш брат — артист. Ну, а что, достаточно объявить публике, что поёшь не просто так, а для почтеннейшего Никодима Кузьмича. К тому же ещё и сойти со сцены, да пройтись рядом с лоснящимся от удовольствия купчиной, рвя от усердия струны. Тут тебе и бокал поднесут, и купюру с большими нулями не пожалеют.

К тому же, я не только пел, но и устраивал конкурсы, о которых местные ничего не слышали. Солидным нэпманам ничего такого, конечно, не предлагал, а вот их прихлебатели у меня и гавкали, и мяукали, и пантомимы устраивали, пытаясь изобразить любимую мелодию. После чего пускались в пляс или угадывали, что нарисовано на прикрепленных ко лбу бумажках.

Так что деньги текли, можно сказать рекой, причем сквозь пальцы. Копить их, было занятием совершенно бессмысленным. Цены росли так быстро, что никто даже не пытался писать ценники, ибо уже на следующий день нужны были новые. Только что введенные Советским правительством «червонцы» до наших краёв ещё не дошли, а потому самым надежным платежным средством оставалось золото. Вот только где же его взять?

Но, так или иначе, я немного приоделся. К костюму, полученному от Моти, добавился ещё один — ядовито-жёлтой расцветки в крупную клетку, прямо как у незабвенного Олега Попова. Шинель получилось поменять на вполне приличное и тёплое пальто. С доплатой, конечно. Доставшиеся мне после разгрома бандитов ботинки, стоят в углу. На сцене лучше смотрятся лаковые туфли со штиблетами, а на заснеженных улицах — войлочные бурки.

Теперь никто не называет меня солдатом или служивым. Молодой человек, господин артист, месье Северный, а ещё господин-товарищ-барин. Последнее универсальное обращение особенно любят беспризорники. С ними труднее всего.

Искренне сочувствую детям, потерявшим в горниле Гражданской войны родителей, но помочь ничем не могу. Разве что милостыней, но стоит один раз проявить эту слабость, вокруг тебя тут же начинают кружиться толпы попрошаек, и пока ты оделяешь одних, другие пытаются тайком залезть тебе в карман, или даже отрезать полу от пальто. А могут, кстати, и просто убить. Ни за что.

— Дяденька, подай на пропитание? — жалобно просит тощий мальчишка, в драной кацавейке и невообразимо больших ботах.

— Бог подаст, — отвечаю, стараясь обойти стороной неожиданно возникшее препятствие.

— А если не дашь, я на тебя тифозную вошь брошу! — непонятно чему радуясь, обещает будущий уголовник.

— Вот если бы с атипичной пневмонией или ковидом, — беззаботно отмахиваюсь я. — Тогда бы, конечно, а так…

— Чем? — во взгляде Гавроша появляется нечто вроде растерянности.

— Болезнь такая, хуже испанки!

— Врешь, морда буржуйская, хуже испанки ничего нет! — зло бубнит он мне в спину, но все-таки отстает.

Внутри «Ласточки» тепло. С кухни доносятся умопомрачительные ароматы, официанты и уборщики суетятся, наводя лоск. Мы же, то есть музыканты, готовимся к программе. Голос у Марии ещё не восстановился, но репетиций она старается не пропускать. Сережа и Изя заняли места у инструментов, а Владимир Порфирьевич явно только что махнул стакан горячительного и подкручивает усы.

Если честно, человек он довольно своеобразный. При разговорах, кстати и некстати, старается подчеркнуть, что служил в лейб-гусарах, хотя это по нынешним временам чревато. Выпивку любит самозабвенно, но себя при этом, что называется, не пропивает. Играет, к слову, хорошо, но без фантазии. Соло исполняет романсы, которые позже назовут «белогвардейскими», безотказно действующие на вдовушек из бывших, за чей счёт он обычно и живет. Выдоив одну, бросает и плавно перемещается к следующей. Мы с ним не враждуем, но и не приятельствуем. Всё-таки, он — белый, а я сами знаете…. Боец Первой конной!