Лачуга должника
Шрифт:
Мне ехать в это Филаретово вовсе не хотелось, я считал, что в пионерлагере веселей. Но потом вышло так, что к тете Лире и дяде Филе я все же отправился, и не одно лето бывал у них. Ничего плохого там со мной не случилось. Правда, кое-что там со мной произошло, но это "кое-что" выходит за грани плохого и хорошего.
VIII
Обычно мои архитектурные сновидения ничего не подытоживают и ничего не предвещают. Поэтому я их быстро забываю. Но кое-какие помню.
Страшный сон увидел дед:
К чаю не дали конфет!
В ночь после посещения нас тетей Лирой спалось мне неважно:
По пути в школу я вспоминал сон. Чего-то не хватало в том городе, но чего именно - припомнить я не мог. Помнил прочные, массивные стены с обвалившейся кое-где штукатуркой, помнил балконы, где на нанесенной ветром земле выросли кустики, помнил оконные и дверные проемы… И все же чего-то там не было, или что-то было не так, как должно быть.
Когда человек о чем-то усиленно размышляет, он невольно замедляет шаг. Поэтому я явился в школу с опозданием.
Опоздал я минут на пять. В то утро наш 8-а сдвоили с 8-б - у них учитель заболел. Когда я вошел в химлабораторию, Валентина Борисовна, наша химичка, стоя у доски, сделала мне выговор, но присутствовать разрешила.
В лаборатории стояли длинные черные столы и скамейки. Из-за того, что классы объединили, все сидели тесно. Только на одной скамье оставалось немного места. Я попросил девочку, сидевшую с края, подвинуться. Выполняя мою просьбу, она задела локтем колбочку. Все пялились на доску, где учительница выводила формулу, и никто не видел, кто именно уронил колбочку со стола. Но когда послышался звон разбитого стекла, все уставились в нашу сторону. Валентина Борисовна решила, что виноват я, и сделала мне второй выговор. Я не стал оправдываться, голыми руками собрал осколки и отнес их в угол, где стоял железный ящик. Когда я вернулся на место, девочка шепнула мне: "Ты молодец, Павлик!" Эту беленькую симпатичную девочку я не раз видел в школьных коридорах и даже знал, что зовут ее Эла. Но я почему-то очень удивился, что и она знает мое имя, и спросил ее, откуда ей известно, как меня звать. Она ответила, что ее подруга, которая "все на свете знает", недавно в переменку указала ей на меня и сказала, что это мои стихи в стенгазете.
Действительно, в январском номере школьной стенгазеты было помещено мое стихотворение "Новогодний клич", ознаменовавший собой мое первое проникновение в печать. Я спросил Элу, очень ли понравился ей мой "Клич". Она ответила неопределенно, из чего я понял, что в поэзии она разбирается слабо. Но я все готов был простить ей за то, что она назвала меня Павликом. В ее устах это имя прозвучало как музыка, и в первый раз в жизни оно показалось мне не таким уж плохим.
Через несколько минут Эла снова обратилась ко мне по имени.
– Ой, Павлик, у тебя вся рука в крови,- тревожно прошептала она.
В самом деле, из двух пальцев моей правой руки обильно струилась кровь - это я порезался осколками. И вот я поднял окровавленную ладонь и обратился к преподавательнице:
– Валентина Борисовна, разрешите сходить на перевязку. Я вам клянусь, что скоро вернусь!
Химичка сделала мне третий по счету выговор (якобы за паясничанье), но в медпункт отпустила.
В тот же день я проводил Элу до ее дома; она жила на Петрозаводской. Наша дружба, скрепленная кровью, ширилась и разрасталась. На ходу я устно ознакомил Элу со своими лучшими стихами. Она слушала внимательно, но без должного волнения и вскоре стыдливо созналась, что стихи - не только классиков, но даже мои - ее не очень занимают. Она интересуется зодчеством и каждое воскресенье бродит по городу, рассматривая дворцы, церкви и просто старинные жилые дома; иногда она и зарисовывает увиденное. В будущем она надеется стать архитектором.
– А снятся тебе архитектурные сны?
– спросил я.
– Нет,- ответила Эла.- Мне иногда снится, будто я - Люба… Вот и сегодня приснилось - мать меня будит: "Люба, Любаша, вставай! В школу опоздаешь!" Я так обрадовалась, что меня Любой звать, что от радости проснулась. И тут-то сразу вспомнила, что не Люба я, а Эла…
– Разве Эла - плохое имя?!
– возразил я.- Имя что надо!
– Эла - это сокращенно. А полное имя - Электрокардиограмма. Так я и в метрике записана,- с печалью в голосе призналась девочка.
И тут она рассказала, почему ее так обидели. Ее папаша - боксер в отставке, а ныне - завхоз живорыбной базы,- всегда мечтал о сыне, из которого он выковал бы боксера, чтобы тот приумножил семейную славу. И вот жена родила девочку; ей дали имя Вера. Затем родилась вторая девочка, ее назвали Надежда. Когда на свет появилась третья, с отцом от огорчения произошел сердечный криз и он попал в больницу на полтора месяца. На больничной койке он придумал имя для третьей дочки и пригрозил матери разводом, если та будет противиться. В загсе долго отговаривали, но он настоял на своем. И стала его третья дочь Электрокардиограммой. Васильевной.
Когда я выслушал эту горькую историю, мне стало очень жаль Элу, и я мысленно поклялся, что всегда буду ей. верным другом и никогда ни в чем не подведу ее.
Клятвы этой я не выполнил.
IX
Наша дружба с Элой крепла. Мы часто бродили с ней по старым районам Питера. Я таскал ее этюдник, а когда она зарисовывала какой-нибудь старый особняк, стоял возле нее, любуясь не архитектурой, до которой мне было как до лампочки, а Элой как таковой.
Стихи мои теперь регулярно появлялись в стенгазете, а когда возник школьный литкружок, я сразу вступил в него. Но обсуждения там происходили на невысоком уровне, и я не раз подвергался нападкам завистников.
На творческое совещание Спешил поэт, ища друзей,Но там услышал сов вещание И гоготание гусей.
Я знал, что недалеко от Обводного канала, при клубе "Раскат", действует молодежная литгруппа, которую ведет поэт Степан Безлунный. Стихи его мне нравились, и я решил устроиться к нему. И вот в сентябре 1964 года, после последнего урока, я поехал в этот клуб и оставил там заявление, приложив к нему восемь отборных, самолучших своих стихотворений.
Вскоре я был принят в литгруппу. Но сейчас о другом речь.
Когда я, сдав свою заявку, собирался идти домой, то увидал сквозь окно вестибюля, что начался дождь. Плаща у меня не было, и я решил подождать в помещении, пока мало-мальски прояснится.
Шагая взад-вперед по просторному холлу, я обратил внимание на бумажку, прикнопленную к доске для объявлений. Там от руки, синим фломастером, сообщалось нижеследующее:
ВНИМАНИЕ! СЕГОДНЯ СИЗИФ в 28-й КОМН.
Я заинтриговался: при чем здесь Сизиф? В холле околачивалось несколько человек, тоже пережидающих дождь. Я обратился к девушке с нотной папкой: - Не скажете, почему это в клубе Сизиф? Девица даже отпрыгнула от меня, в глазах - недоумение. Ясно было, что имя это она впервые слышит. Я решил: проще самому узнать, что кроется под этим Сизифом, и отправился искать 28-ю комнату. Отыскал ее на втором этаже. На двери там красовалось объявление, написанное тем же синим фломастером: