Лагерь волшебников. Химия vs Биология
Шрифт:
Рецидива не надо… Я не хочу еще раз все это испытать. Но очень хочу узнать, что за шутник у нас завелся.
Из-за окна доносились отголоски громкой музыки, все веселились… Я помню только события утра и ничего после. А ведь уже вечер или даже ночь. Значит, я пролежала без сознания как минимум пять часов. Самих часов, к моему сожалению, здесь не имелось.
Неужели отряд гарпий решил устранить таким образом не претендующую ни на что меня? Бред какой. Я же ясно дала понять, что меня мистер Амори никоим образом не интересует. Зачем так себя подставлять? Когда узнают, кто это сделал, последует
За размышлениями о шутнике, я заснула. Варианты были самыми разными: от Барби до Кисы, причем в последней я была уверена, что она не виновата. И вообще я не думаю, что мои друзья могли так пошутить… Хотя, если бы не моя проблема, то все обернулось бы шуткой.
Посреди ночи меня разбудил хлопок двери и шипящее “Пс-с-с” над ухом. Разлепив тяжелые ото сна веки, со страху уставилась в светящиеся в темноте оранжевые глаза.
— Привет. — Белозубая улыбка из двух передних зубов и двух нижних, привела меня в оцепенение.
— Зд-дравс-ствуйте. — Тихим шепотом поздоровалась я с неизвестно кем.
В темноте не были заметны даже очертания.
— Да ты не бойся, — Бодро протараторило неизвестное создание, — Я тебя не трону.
Сомнения заверения от неизвестного вызвали мгновенно, поэтому верить на слово я не собиралась. Нащупав единственный на тумбочке светильник, зажгла свет и взвизгнула от… от… неожиданности. Вместе со мной взвизгнул и ночной гость, едва не выронив из лап яблоко.
— Фу ты… — Смахнула несуществующий пот со лба… белка. — Я уж подумал, орех мне в рот, что кто-то сюда лезет.
Большая коричневая белка сидела на подоконнике. Вернее, полулежала, грызя яблоко, позаимствованное из моей фруктовой вазочки. Огромный пушистый почти черный хвост свисал с подоконника, поддергиваясь в ритм качающейся ноге. Или лапе. Не знаю, как у белок принято их называть.
— Ты в следующий раз предупреждай. — Пожурил меня коричневый пушистый визитер. — А то я могу же… могу… — Он подскочил, бегая по комнате глазами. — Могу яблоком, во! — Замахнулся отважный грызун. — В лоб!
Я засмеялась, от вида устрашающе машущего яблоком визитера. Он принял все на свой счет и, обиженно выставив два передних зуба, воскликнул:
— Не веришь? Да я точно в цель со ста метров попадаю! — Белка спрыгнула с подоконника. — Хочешь, проверим?
И замахнулся… на меня.
— Не надо! — Выставила я руки вперед. — Я верю.
Белка хмыкнула, догрызая остатки фрукта.
— То-то же. — С набитым ртом сказал он, запрыгивая ко мне на кровать. — Ну что, чем займемся?
Это галлюцинация? Мираж? Говорящая белка за гранью фантастики. Да еще такая боевая. Это все последствия моего сегодняшнего кошмара. Наверняка именно он побудил к воображению грызуна.
— Я поняла! — Я указательным пальцем показала на визитера. — Ты — плод моего воображения.
Грызун глаза в кучу собрал, сфокусировав их на кончике моего пальца, и возмутился:
— Я — плод?! — Он подскочил на кровати, выпятив грудь колесом и приложив лапу к груди, гордо сказал:
— Я — Генрих Орехович младший.
— Генрих Орехович? — Переспросила я, перебирая в голове варианты пробуждения.
Вроде, надо себя ущипнуть… Осталось решить — за что себя щипать, ибо свою шкурку жалко. Поразмыслив, что руку не особо жалко, ущипнула себя и… не проснулась.
— Ты чего? — Генрих посмотрел на мое искривленное лицо, на мою руку и хмыкнул:
— Думаешь, я глюк? — я кивнула. — Ну пощупай меня, пощупай, — он с довольным видом протянул мне лапу, подпрыгивая на опасно близкое расстояние.
Мягкий… теплый и пушистый. И туловище… И хвост…
— Эй! — взвился он. — Хвост не трогать! — он сгреб манящий пушистый хвост в лапы. — Сугубо интимная часть тела, — пояснил он свою реакцию, вызвав у меня смущение.
— А Вы вообще откуда? — Поинтересовалась, чтобы сгладить неловкую ситуацию.
Обычной белке я бы не удивилась, но это же не обычная белка. Это же Генрих Орехович младший. Говорящий ко всему прочему. И, судя по всему, очень даже разумный.
— Я не местный. — Отмахнулся Генрих, стянув с тарелки гроздь винограда. — Будешь?
От своего же винограда я отказываться не стала, отщипнув пару виноградинок.
Так и сидели, жевали, думая о своем… Лично я пыталась понять, что Генрих забыл у меня в палате в больничном крыле. И что он, собственно, в лагере волшебников забыл? О чем и спросила визитера.
— Да я тут бегал неподалеку. — Беспечно ответил он, не вдаваясь в подробности. — И… Пс-с-с… — Генрих придвинулся ко мне, воровато оглядываясь по сторонам. — Я знаю, кто тебя сюда определил. — Заговорщицки сказал он, добавив:
— Только тс-с-с, я тебе ничего не говорил.
— Ты мне ничего и не сказал. Пока.
Генрих вернулся в прежнее положение, закидывая в рот одну виноградинку за другой.
Откуда он знает? И что конкретно он знает? Следил за мной? В комнате был? Не мог быть. Там кроме нас никого не было. Иначе Киса бы заметила. У вампиров нюх отличный. А вот у белки…
— А ты хорошо запахи различаешь? — Поинтересовалась я, взявшись чистить апельсин.
Визитер замер с виноградинкой, не успев ее подбросить.
— Не жалуюсь. А что?
— Да вот пытаюсь понять, как далеко ты свой нос засунул. — Я посмотрела на грызуна, мысленно рассчитывая на последующий поток признаний во всем, что видел и делал. Увы. Орешек мне попался крепкий. А еще хитрый и изворотливый.
Заверив меня в кристальной прозрачности своих намерений, он клятвенно признался, что забрел сюда случайно. Отбился от стаи диких лебедей. Он на них домой добирался. Короче, домой не попал, зато попал в лагерь. Меня увидел сегодня днем, когда мое бессознательное тело переносили в эту самую палату. Почему именно я удостоилась личной встречи с белкой? Потому что надо мной было легче всего пошутить. Но потом он шутить передумал, ибо белки подслушиванием не гнушаются. Этот любопытный хорек выведал все и заявился ко мне посреди ночи, надеясь на мою бескорыстную помощь по возвращению блудной белки домой. От моих вопросов про установление личности шутника, определившего меня в палату, он уворачивался и постоянно перескакивал на другую тему, из чего я сделала вывод: либо он не знает, кто этот мистер икс, либо не желает говорить.