Лагерь волшебников. Химия vs Биология
Шрифт:
— Вы осознаете, что находитесь в опасности? — Опять он эту пластинку завел. Да в какой я опасности я нахожусь? Я отдыхаю в лагере, а не участвую в бандитской разборке!
— Мистер Амори…
— Хотите Вы этого или нет, верите или не верите — это ничего не меняет. — Строго сказал комендант. — От Вашей веры или ее отсутствия мир существовать не перестанет. И опасность никуда не исчезнет. Чем раньше Вы это осознаете, тем лучше для Вас.
— То есть Вы не придумали… опасность? — С дрожью в голосе спросила, поднимая глаза. — Меня хотят… убить?
Комендант ничего
— Давайте обойдемся без слез, Камински. — Слишком жалобно для его всегда уверенного голоса, попросил он, дотронувшись до моего плеча.
А мне будто прорвало. Бесконечный поток соленых слез предательски тек из глаз. Не в силах остановиться, я спрятала лицо в ладонях, беззвучно всхлипывая.
Прав был Генрих. Неладное творится в лагере. И следователь здесь не зря обитает.
“Соберись, Света, — Успокаивала я саму себя, — Вот когда умрешь, тогда и жалеть себя будешь. А сейчас соберись и придумай, что делать. Генрих поможет. Друзья помогут. И комендант… Раз уж сам вызвался. Соберись! Хватит слезы лить”
— Возьмите, — Рядом прозвучал мягкий голос мистера Амори. В щелке между пальцами увидела протянутый платочек, и без колебаний приняла нужную в данный момент вещицу. Мелочь, а приятно.
— С-с-спас-с-сибо. — Судорожный вздох, мысленная мантра “Спокойствие, ничего кроме спокойствия” и вроде бы стало легче.
Да, определенно легче.
— Когда Вы успели повесить на меня защиту? — Вопрос важный, и надо как-то отвлечь себя.
Комендант неопределенно махнул рукой, бросил взгляд на часы и, застегнув рубашку на все пуговицы, извинился:
— Не хочу показаться бестактным, но мне пора идти. — Я без лишних слов встала, поблагодарила за платочек и, утерев слезы, покинула гостеприимные покои.
Слезами горю не поможешь, — истина, реально приводящая в чувство. Чего это я слезы по лицу размазываю? Жива — уже хорошо, покалечат — тоже не плохо, а вот если убьют, тогда расстраиваться смысла не будет. В любом случае горевать не стоит. Не помешает разобраться в ситуации, прежде чем впадать в панику, депрессию и во все угнетающие состояния в связи с удручающей жизнью.
— О, а я тебя везде обыскался! — Генрих развалился на кровати Кисы, обложившись бумагами разного размера. — Ты где была?
Хороший вопрос, хотела бы я знать, где был ты, когда я проснулась.
— На занятиях. — Я плюхнулась в кресло, мечтая о чае с кремовым пирожным. Заесть плохое настроение. — А ты меня где искал?
— Э-э… — Красноречиво ответил Генрих, сгребая листки в одну стопку. — Да там я… Ну… Ты лучше расскажи, по какому поводу реки слез? — Подскочил он ко мне, ловко меняя тему. С ним даже при всем желании не загрустишь.
— Долгожданное прозрение. — Я вяло улыбнулась, вызывая у Генриха самодовольную беличью ухмылку в четыре зуба.
— Что, наконец, поверила, что тебя хотят прикончить? А я говори-и-ил. Слушать Генриха надо. Он плохого не посоветует.
— С самолюбием у тебя проблем нет.
— Нет, и не будет. — Он допрыгал до зеркала на шкафу, покрутился перед ним, пригладил несуществующие вихры на макушке и добавил, — Я себя уважаю. И тебе советую.
— Себя уважать?
— Меня уважать.
— А, это все меняет.
— Не ерничай. — Одернул меня Генрих, возвращаясь на кресло. — Пора переходить к решительным действиям.
Слышать предложение от белки о решительных действиях, как минимум странно. Если учесть, что я знаю, на что способна фантазия этой белки, — еще и страшно. И в то же время любопытно…
— Что делать будем? — Деловито поинтересовалась я, готовая внимать своему “гуру”.
Генрих коварно улыбнулся и выдал с предвкушением:
— Следить.
***
Я только позже поняла, на что согласилась. Генрих не образно выражался, когда говорил “Будем следить”. Он именно это и имел в виду. Причем в его понимании слежка — это непрерывное наблюдение за подозреваемым объектом, еще не осужденным, но уже виновным. Это Генрих так выразился.
Опрометчиво было с моей стороны сразу не уточнить сей важный момент. Генрих в прямом и переносном смысле организовал “подпольный” штаб под названием “Торжество правосудия”. Согнал в этот штаб моих друзей и вручил каждому расписание дежурств. Мне дали самую почетную обязанность — быть наживкой. Я протестовала, но мои якобы друзья полностью поддержали идею грызуна и меня выставили за дверь. Наглые, бессовестные, бездушные людишки.
Получается, следить будут они, а я должна ходить и всячески притягивать к себе внимание. Да я скорее снова в больничное крыло попаду, нежели мы кого-то поймаем. И я даже пойму предполагаемых мнимых убийц. Легкая добыча. Ходит по лагерю туда-сюда без сопровождения. Беззащитная, слабая девушка. Насчет последнего я бы поспорила, но, к примеру, против взрослого мужчины я — ничто.
— Эй, Света! — Донесся оклик со спины.
По желтому песку за мной бежал Ярослав. Тот самый, компания которого меня не очень устраивала. Сейчас же, за неимением лучшей, за собеседника сойдет и он.
— Привет. — Улыбнулась я.
Оголенный торс Ярослава буквально блестел под солнечными лучами. Любопытство, до этого мирно спящее в темном углу моего сознания, заворочалось и вылезло наружу. Желание пощупать рельефные кубики пресса, доступного — только руку протяни, пришлось душить. Увы, оно оказалось живучим и принялось безжалостно меня поглощать.
— Как дела? Не видел тебя с первого дня. Ты куда-то пропала. — Он лучезарно улыбнулся, медленно шагая рядом со мной.
— Да я вроде никуда не пропадала. — Если не считать больничной койки. — Просто ты меня не замечаешь, наверно.
— Тебя трудно не заметить. — По-доброму усмехнулся он. — Так ты, выходит, с химиком крутишь?
— Нет. — Я замотала головой. — Это слухи. Не знаю, кто их распускает, но у него точно ложная информация.
Мне теперь и самой интересно, кто придумал столь глупую “новость” и распространяет по лагерю со скоростью единорога. Может, Генрих постарался? Куда-то ведь он пропадает регулярно. Ходит, небось, на каждом углу рассказывает байки “О Светозаре и химике”.