Лагерь живых
Шрифт:
— Отчепись, понимаешь же, что я имел в виду, — отмахивается родственничек.
— Будет он помалкивать, Николаич.
— Получается так, что боевые качества морфини мы оценить не успели — она оттуда вылезти не смогла. Лючок мал, а она отожралась. Челюсти у нее, правда, посильнее, чем у гиены — ваш брат утверждал, что она спокойно дробила бедренные кости.
— Впечатляет. Видел я на вскрытии медвежьи покусы. Так там бедро съедено было, а кость мишкам не по зубам оказалась.
— Это где вы такое видели, интересно? — заинтересовывается Николаич.
— Да тут, в Ленобласти, был инцидент.
— Что-то вы путаете, не было такого за последние лет тридцать! Я точно знаю! Да чтобы не один медведь был! Сколько их напало?
— Двое.
— Чушь!
— Отнюдь не чушь. Даже в зарубежной прессе про этот случай писали: «В Зеленогорске, фешенебельном пригороде Ленинграда, медведи сожрали женщину!»
— Ну-ка, ну-ка?
— Да все очень просто. Какому-то НИИ запонадобились для экспериментов крупные млекопитающие. Добыли двух медвежат. Эксперименты закончились, звери подросли. А у медведей характер с возрастом сильно портится. Списать — так они на балансе Минздрава. Зоопарку бурые и даром не нужны. Цирк руками и ногами открещивается — медведи старые для трюков, уже не обучишь. Долго ли, коротко — пожалел мишек главврач детского санатория в Зеленогорске. Не совсем, надо полагать, бескорыстно, он у Комитета по здравоохранению эту проблему снял, ему, наверное, что-нибудь для санатория выделили. Все довольны. Но медведей-то кормить надо. Жрут они изрядно. А фондов не выделено, потому кормили их так да сяк. Жили бурые впроголодь. А когда переехала ухаживавшая за ними техничка, так и совсем дела пошли плохо, а главврачу еще и других проблем хватало, время веселое было. Вот никто новую уборщицу и не предупредил, чтоб она у клетки-то не шарилась. Она еще, наоборот, конфеткой зверей захотела угостить. Мишки с голодухи ее лапами к прутьям клетки подтянули и объели, докуда морды хватило. Косолапых, конечно, после этого в расход, главврача по шапке, а тут еще и шведы с англами про этот случай провещали. Дескать, не зря мы рассказываем читателям, что в России медведи по улицам с балалайками ходят и людей жрут. Вот извольте видеть, что в культурной столице происходит, можете представить, что в других городах деется… От себя замечу, что более тощих медведей никто не видел. Во всей пищеварительной системе у зверушек только и было, что злополучная конфетка да куски несчастной уборщицы.
— Это что, действительно правда? — все еще не вполне верит в правдивость истории «старшой».
— Абсолютная, — спокойно подтверждаю я слова братца.
— Ни за что бы не поверил!
— У нас еще и не такое бывает. Братец, помнишь зебру?
— Которая девочке пальцы откусила?
— Ага.
— Помню, как же. Редкий был случай — микрохирурги в педиатрическом как ни корячились, а пальчики не прижились. Кусаные раны вообще плохие: размозженные и инфицированные.
— Что, девочка хотела зебру погладить?
— Нет, чем-то хотела угостить. А лошадка была не в духе. Так пальчики в варежке и привезли. Дикие зверюшки — они-таки дикие все же…
В дверь стучат. Оказывается — приехали наши омыватели БТР. Тоже, как опер, злые. Только еще и зачуханные сильно. Причем наряжены в какое-то грязнейшее морское шмотье, очень сильно с чужого плеча.
Злые клоуны из военно-морской самодеятельности…
В помещение не входят, говорят, что связывались с Надеждой и та пообещала устроить помыв личного состава, благо уже поздно. К слову — ей тоже предложили остаться при больнице… Ну, просто на куски компанию рвут…
Однако помыв, он и в Африке помыв. Меня удивляет, что братец, хоть и принявший уже сегодня душ, собирается вместе со всеми.
Он замечает мое недоумение:
— Приходится наверстывать план в конце месяца, — и широко ухмыляется.
Ну да, отоспаться-то он уже успел.
Хоть уже и глубокая ночь, но моемся не торопясь. Надежда ухитрилась еще по бутылке хорошего пива на нос раздобыть. Решаем так: две трети команды пиво примут сразу после помыва, а треть — после того как до кроватей доберемся. Что особенно трогает, бельишко какое-никакое нам тоже приготовили. Рабочее шмотье Вовке с Серегой выкинуть не дают, увязывают в отдельный узел. Время такое, что еще и пригодиться может.
Сидим распаренные, дожидаемся последних — Сашу с Димой. Вовка тем временем высасывает бойко свою бутылку, невзначай половинит долю зазевавшегося Сереги, а потом начинает рассказывать эпопею о промывании внутренности БТР. Жалко, среди нас нет Гомера — со слов Вовки получается настолько эпический подвиг, что куда там авгиевым конюшням!
Приданные салабоны, конечно, ни на что не оказались годны. Это и понятно, пахать на чужого дядю отправляют не самых лучших. Конечно, по уму там еще мыть и мыть, но, во всяком случае, уже можно в БТР ехать, не особо боясь перемазаться в жиже из крови и сала с всякими включениями еще более неаппетитного характера.
Машина не новая, но и не сильно потрепана. Боекомплект практически полный — и для КПВТ и для ПКТ [22] . В мешке для гильз пара десятков пустяшек от крупнокалиберного было, да на полу в жиже попадались гильзы от ПК. Тряпки и огрызки обуви Вовка не смотрел — это Серега разбирался.
Тот, грустно оценивший понесенные потери в бутылке, заметил, что, по его мнению, в машине было четыре человека и водитель. Он-то успел удрать, вполне возможно, что и укушенным, а вот остальные… По рваным шмоткам Сережа решил, что там был рослый мужик — ботинок сорок четвертого размера; женщина средних лет — подметки от сапожков тридцать восьмого размера; две девушки или девочки — тряпки молодежные и остатки кроссовок. С размерами разобраться не вышло, но не детские, это точно. Крупных костей не попалось, так, мелкие осколки…
22
ПКТ — пулемет Калашникова танковый, калибра 7,62 мм.
— Получается так, что с трех человек морфуша разожралась.
— Сидячий образ жизни. Нарушение обмена веществ. Да, может, и была толстой.
— Сережа, а по тряпкам там с размерами разобраться нельзя было?
— Нет, Николаич, у меня не получилось. Не силен я в этом. Не барсучьи же следы или там заячьи… Это вон лучше любой женщине показать — они лучше скажут. Мы тряпки отдельно сложили и велели не трогать.
Интересную беседу нарушает явившийся Семен Семеныч. Задумчиво предлагает ехать спать.
И в два приема компания оказывается в «кубрике»… Николаич делит смены, и все, кроме часового, валимся как в омут… Последнее, что слышу, — тихое бурчание соседа Саши:
— Козла-то им зачем было стрелять…
Седьмой день с начала Беды
В джунглях жарко и сыро. И душно. Роскошными игрушками порхают здоровенные бабочки и попугаи. Немного странно, что они практически одинаковы по размерам. Но смотрятся на сочном зеленом фоне листьев, листочков, листов и листищ роскошными пятнами, очень гармоничными, что часто бывает в природе, когда плохо сочетающиеся на холсте или бумаге цвета легко уживаются в оперении попугая или раскраске насекомых. Солнце бьет в глаза и пятнает тенями зеленое буйство вокруг.
Не могу понять, куда делись компаньоны — вроде бы они должны быть рядом, но я никого и не слышу, и не вижу. Зачем-то тащу в руках тостер с волочащейся за ним вилкой на шнуре. Белый шнур, белая вилка.
Тостер необходим. Это я точно знаю. Просто уверен. Совершенно железно.
Впереди мелькает человеческий силуэт. Спешу, как могу, но ноги словно проскальзывают, и двигаюсь я медленно-медленно.
Силуэт приближается, и я четко вижу, что это женщина, причем молодая.
Олька!