Лагерь живых
Шрифт:
С трудом, в несколько приемов, уселся. Растолкал Ирку.
— Не жизнь, а каторга! — сказала боевая подруга.
— Заткнись, корова, — обрезал Виктор.
И удивился. Обычно Ирка молча глотала все грубости, а тут ее как подменили.
— Полегче, Витенька, полегче. Еще раз вздумаешь что такое вякнуть — не порадуешься.
— Ты что, охренела?
— Это ты охренел. Я тебе, дураку, не корова.
— Как дураку? Как не корова? — Витя растерянно бормотнул нелепые фразы, и мысли раскатились, как горох по столу.
— А вот так! — торжествующе воскликнула Ирка. — Это там, в городе, я тебе была корова. Там ты мог другую себе взамен выбрать, не корову. А тут фигушки! Тут я тебе единственная и на всю жизнь. Женился ты на мне, хоть и бежал от этого всю жизнь. А теперь все! Отбегался, муженек.
— Ничего себе! С чего это я женился? Ты, скамейка коротконогая?
— Какая есть, такую выбрал. Думал, я тебе Пятница бессловесная? Так вот, голубчик, Пятница — это выдуманный герой, а я настоящая. Долго ждала, пока ты куражился, герой суперменский. А теперь все! Девок ты фиг найдешь. Я теперь твое счастье, сам выбрал.
— Вот ты как заговорила!
— А ты чего ждал, кобель? Что я тебе вечно в рот смотреть буду? Хватит, насмотрелась.
— Да я тебя сейчас изобью, как собаку!
— Попробуй только!
Виктор за всю свою жизнь все-таки несколько раз дрался, и в принципе, наверное, накостылял бы разошедшейся подруге, но его остановило выражение ее глаз. Смотрел на него из Ирки совершенно другой человек — жесткий, властный и знающий, чего хочет. Это перерождение покорной, как пластилин, девушки, всегда с восторгом смотревшей ему в рот и ловившей каждое слово, было ошеломляющим, словно ушат ледяной воды.
— Думаешь, забоюсь? Да мне тебя калечить неохота, дура!
— Не обманывай себя! Еще вопрос, кто кого искалечит. Забоишься, муженек, забоишься. Без меня тебе капец — готовить не умеешь, стирать тоже, зарастешь тут говном в берлоге этой. Мы так здорово спрятались от всех людей, что теперь нас тут только двое — ты да я.
— Да я тебя убью сейчас! Падла!
— Остынь. Никогда не задумывался, почему это заключение в одиночной камере самое худшее наказание, а? Иди лучше проветрись!
— Без твоих указивок разберусь!
— Ну-ну. Мясо-то прокиснет.
— Да к едриням это мясо! — Виктор пришел в состояние слепого бешенства, когда уже и себя не жалко. Ирка это почуяла сразу и благоразумно отступила.
— Как знаешь…
И, уже вылезши наверх, добавила оттуда в люк, как гранату кинула:
— Муженек…
Витя завалился на кровать. Голова словно вспухла. Сердце заколотилось как бешеное. Лежать в таком состоянии было физически невозможно. Злобно дергая одежду, которая словно нарочно оказалась вывернутой наизнанку, Виктор спешно оделся, выскочил наружу и остановился, не зная, что предпринять — начать колотиться своей глупой башкой о деревья, рвануть в лес и бегать кругами или все-таки отбуцкать Ирку.
Та безмятежно что-то полоскала в ручье.
В итоге новоиспеченный муженек походя пнул женушку в зад, так что она плюхнулась на руки в ручей, и, словно испугавшись сделанного, быстро заскочил в УАЗ и дернул куда глаза глядят, так что ошметки грязи взлетели из-под колес фонтаном. Мысль «застрелиться» он отложил для более детального изучения. Где-то с краешка сознания внятный голос рассудительно сказал: «Ну и что ты психуешь? Хочешь, как это любят девочки-подростки, поупиваться горем по типу „вот я буду лежать в гробу такая красивая, а им всем будет стыдно“? Так никто тебя тут не найдет».
Но «поупиваться» было все-таки немного приятно. Поэтому Виктор отогнал голос разума и предался горестному отчаянию. Впрочем, и тут ему не повезло: УАЗ на что уж был крепкой машиной, а застрял в болотистой низинке, как динозавр в асфальтовом озере.
Пришлось тащиться обратно за лопатой, решив раз и навсегда, что в машине должен быть полный набор инструментов. Хорошо, еще недалеко уехал.
На полдороге к бункеру Виктор приужахнулся. Мелкий ельник, через который он проломился на машине, как кабан сквозь камыши, затрещал. Что-то крупное лезло навстречу. Тут по спине Виктора пробежал явственный холодок, словно посыпалось мелкое ледяное крошево — выскочил-то из бункера безоружным, даже ножа нету… Ругнув еще раз себя, тупую Ирку и вообще все, вместе взятое, он приготовился дать деру, но оказалось, что это заботливая женушка со стволом наперевес отправилась глянуть, куда суженый делся. Благо мотор порычал и замолк, явно недалеко.
Виктор перевел дух, а нахальная супруга, не моргнув глазом, предложила позавтракать. Идти обратно как под конвоем не хотелось вовсе, но и тут женское чутье сработало как часы, и Ирка протянула ружье Виктору.
— Ты стреляешь лучше, так безопасней будет.
И не удержалась стерва, чтоб не кольнуть:
— А для меня и пистолета хватит.
Пистолет действительно висел в расстегнутой кобуре.
Виктор решил, что единственным выходом из положения будет «завернуться в тогу молчания». Получилось не очень складно. Обычно молчаливая Ирина теперь трещала как сорока. Оказалось, что она еще и успела сервировать раскладной столик на природе, что выглядело посреди глухого леса как-то необычно и празднично. Спугнув наглую белку, стырившую со стола сухарик, Ирка стала быстро и ловко расставлять еду. Что-то слишком много. И очень разной.
— И что мы празднуем? — хмуро осведомился Витя, решивший, что молчанием он ни черта не добьется. Подруга выглядела довольной и стрекотала за двоих, даже не замечая, что он нахохлился.
— Как что? — удивилась Ирка. — Нашу свадьбу празднуем. Эх, жаль, фаты нет. И свидетелей.
Она мечтательно помолчала.
— Зато шампанское — есть! Я знала, что так все и будет, специально взяла «Голицына». Кстати, не откроешь бутылку?
Идиллию нарушает какая-то резкая перебранка за окном, быстро становящаяся многоголосой матерщиной. Мичман бойко выскакивает на улицу, выдергивая уже знакомый наган из «кабура», за ним выскальзывает Саша. Серега, очень неодобрительно глянув вслед, шустро занимает позицию у окошка, Ильяс делает то же самое у другого, симметрично перекрывая своим сектором наблюдения мертвую зону у Сереги. Помогаю Валентине встать и неторопливо, но не теряя времени, отвожу ее в угол, что там ни происходи — сюда пули не влетят.
— Как у вас дела-то? Как мичман? — спрашиваю шепотом Валентину.
— Ой, он такой забавный, — кокетливо покосившись, тихо отвечает Кабанова.
Глазам не верю! Чтоб Кабанова да кокетничала. Ба, да она еще и разрумянилась! Ей-богу, втюрилась цельнометаллическая Валентина Ивановна! В душку-военного втюрилась!
— Гм… Ну вы в курсе, что у него слава донжуана?
— Конечно. Я сразу увидела, что он очень боится женщин.
— Э? Это как?
— А то вы не знаете, что этот комплекс как раз вызван боязнью оказаться несостоятельным, и потому качество отношений заменяется их количеством. Пикаперы [31] нынешние тому пример.
31
Пикапер — современный донжуан.