Лахезис

Дубов Юлий Анатольевич

— Здорово, Гринь, — сказал мальчишка.

— Здорово, — буркнул Фролыч, не отрываясь от карт.

Мальчишка постоял немного, наблюдая за игрой, потом присел на корточки.

— Дай воблы, — попросил он. — Смерть как хочется подсолониться.

— Нету больше, — ответил Фролыч.

— Ну дай… ну дай… ну не жидись… — заныл мальчишка.

— Да я ж тебе говорю, Кутька, нету больше. Было две штуки — съели уже.

— А велик дашь — на станцию съездить?

— Колесо спущено, — соврал Фролыч.

— Вот анекдот тогда расскажу, —

неожиданно переключился мальчишка. — Политический. Хрущев, значит. Приходит к Фурцевой. Взял ее за сиську и говорит: «По молоку-то догоняем. Америку». А она его по лысине погладила и говорит: «Зато по шерсти отстаем». А он ей говорит: «Это, — говорит, — смотря в каком районе».

— Ха-ха, — выразительно сказал Фролыч и смешал карты.

— А ты чего — новенький? — мальчишка переключился на меня.

— Ничего я не новенький, — почему-то сказал я. — Старенький я. Всегда тут жил.

— А чего у тебя штаны бабские?

— Чего это?

— Бабские. Только с мотней почему-то.

— Сам ты… — я разозлился. — Нормальные штаны.

— Ага, бабские. Ну ладно. Я пойду.

Он сделал шаг в сторону и исчез в кустах.

— Из деревни, — объяснил мне Фролыч. — Такой прилипала, не отвяжешься. Ходит тут, цепляется ко всем. Разнюхивает все — кто приехал, кто уехал, у кого велик новый.

— А вы уже помирились? — спросил я.

Из рассказов Фролыча было известно, что время от времени по вечерам деревенские приходили большими толпами, задирались, приставали к девочкам, всячески старались устроить крупную драку, а над выловленными на улице одиночками довольно обидно издевались.

— Этим летом пока тихо, — сказал Фролыч. — Мы с ними в футбол играем. Только еще ни разу не выиграли. Может, им этого достаточно. Ну чего? Давай на речку сгоняем. А потом пойдем гулять вечером, я тебя с ребятами познакомлю.

По вечерам вся их дачная компания, как объяснил мне Фролыч, собиралась у водокачки, там жгли костер. Но познакомиться с компанией Фролыча так и не получилось. Как только мы отошли от калитки метров на сто, нас окружили. Рядом с прилипалой Кутькой стоял малорослый пацан, левая ладонь у него была перевязана серым бинтом. Еще человек десять взяли нас с Фролычем в кольцо.

— Вот он, — показал на меня прилипала. — Я его сразу узнал. По штанам.

— В чем дело-то? — спросил Фролыч, и по голосу видно было, что он здорово разволновался. — Чего надо?

— Разобраться надо, — сиплым голосом сказал из темноты некто и вышел в круг света под фонарным столбом.

Я сразу узнал Мирона, хотя и не видел его с тех самых пор, как мы с Фролычем перевелись в четвертую школу. Мирон был в лихо подвернутых кирзовых сапогах, на которые напуском сползали зеленые армейские брюки, а из-под телогрейки виднелась тельняшка с нашитой на груди эмблемой футбольной команды «Динамо». Правую руку он держал в кармане телогрейки, а левой подбрасывал и ловил брякающий спичечный коробок.

— У нас к тебе, Фролыч, вопросов

нет, — продолжил он, выдержав небольшую паузу и сверля меня взглядом. — А вот с этим кентом надо разобраться. Ты, Фролыч, не подумай чего, отмудохать его Кутька и сам бы мог. За брата. Но он меня попросил разобраться, чтобы все было по правилам. Я вот только на тебя, Фролыч, удивляюсь, что ты водишься со всякими. И ты это брось, загораживать его.

В этот самый момент Фролыч сделал шаг вперед и влево, прикрыв меня от Мирона.

— Я же тебе говорю, что надо разобраться. Если ошибка вышла, Кутька ответит. Давай отойдем со света.

Мирон явно чувствовал себя здесь самым главным, и ему нравилось, что от его слова зависит, кто должен ответить за какое-то неизвестное мне событие — я или Кутька, которого всего несколько часов назад я впервые увидел.

Мы отошли от фонаря за кусты орешника. Фролыч по-прежнему загораживал меня от Мирона, и от этого мне было спокойно и совсем не страшно.

— Значит, так, — начал Мирон, продолжая брякать спичечным коробком. — Чтоб по справедливости. Мне никто ничего не должен, просто пацаны попросили. Так что давай, Леха, говори все как есть.

— Ну короче…, — начал пацан с перевязанной рукой, — мы, короче, вчера вечером пошли на станцию. А там он, короче…

— Кто? — спросил Мирон. — Ты понятнее говори.

— Вот он, — пацан показал на меня. — Мы закурить спросили.

Мы с Фролычем дружно подались вперед, такой неожиданной и неправдоподобной оказалась эта брехня про вчерашний вечер, но Мирон повелительно поднял руку:

— Спокойно! У нас тут по очереди говорят.

— Ну вот, — сказал пацан. — А он, короче, достал ножик из кармана и меня в руку пырнул.

— Дай я скажу, Мирон, — засуетился Кутька, — Леха прибежал, кровь течет. И говорит, из садов, в желтых штанах. Я сегодня пошел смотреть, а они в шалаше за колючкой. И он в желтых штанах. Ну я сразу к тебе.

— Кутька врет, Мирон, — не выдержал Фролыч. — Как последний гад. Кутька! Не получал давно?

И он замахнулся на Кутьку, но теперь уже Мирон сделал шаг вперед и влево, оттеснив Кутьку в сторону.

— Спокойно, шпана, — скомандовал Мирон, сдержав загомонившую вдруг компанию. — Я же сказал: будем разбираться по правилам. Леха говорит, что этот кент его порезал. Фролыч, понятно, защищает своего приятеля. А ты сам что молчишь?

— Да я только сегодня приехал, Мирон, — сказал я. — Спроси вон Фролыча, если не веришь.

— А Фролыч твой нам не свидетель, — ответил Мирон, и в голосе его прозвучало скрытое торжество. — Он тебе приятель. Он, чтоб тебя отмазать, чего хочешь сбрешет тут.

— А вот это ты видел? — я достал из кармана проклятых бежевых бриджей чудом не выброшенный билет. — Тут число есть. Посмотри сам, если не веришь.

Стая озадаченно замолчала.

— Что скажешь, Леха? — поинтересовался Мирон, изучив помятый билет. — Обознался что ль?