Лахудра
Шрифт:
– А ты на меня фиксами не сверкай, – ощерилась Щипеня. – Я тебе фиксы-то повыдергаю, негритянская подстилка, тёлка вечная…
– Да, вечная! – зло выкрикнула Кукла. – Я вечная девственница! Я до самой старости буду молодой и красивой! Я самая красивая среди вас!..
– Ах! Ах! – застонали девочки, прикрываясь руками и разыгрывая неописуемый восторг. – Какая она красавица! Кто на свете всех милее!.. Шармант-Луиза!..
– Прекратите! Немедленно прекратите! – закричала Анна Петровна, но никто ее не слушал. Вскочив с мест, девочки окружили Куклу и принялись корчить перед ней рожи, кривляться, кто-то щипал ее, дергал за подол, ей показывали языки, плевали в нее. Та – лишь визжала и пыталась оцарапать тех, что поближе. Положение спас Владимир Семенович, который разорвал
Потом, уже в кабинете врача, она повалилась на колени перед дежурным доктором Сережей и Владимиром Семеновичем, умоляя их сделать ей один-единственный укольчик, за который она готова сделать для них всё, всё, чего они только пожелают.
– Ну, ну, маленькая моя, успокойся, – доверительно шептал ей Владимир Семенович. – У тебя ведь ничего не болит. Напротив, тебе тепло и хорошо.
– Нет, нет дяденьки, больно, больно, – вяло хныкала Кукла. – Всё внутри горит… не могу…
Она не лгала в не разыгрывала ничего. Ей и в самом деле было ужасно муторно и больно. Боль эта была неистребима, она зародилась в ее существе с того самого дня, как мама оставила ее с голландским капитаном, вальяжным и чернобородым, больше смахивавшим на испанца. Мама часто говорила, что у девушки есть единственное богатство, которое может много принести, если им с толком распорядиться. Розыгрыш капитана они долго продумывали во всех деталях. Физиологию самого процесса Кукла изучила уже давно, поскольку жили они с матерью в однокомнатной квартире, и хоть дочь как правило спала на кухне, сон ее был не спокоен, и со своей уютной кушетки было видно достаточно много. И мудрая мама-Лилиана с самых юных лет объяснила дочери тяготы, выгоды и опасности своей профессии, обучила, как завлекать клиентов и как ломать комедию перед блюстителями закона, как предохраняться от нежелательных беременностей и изображать безудержную страсть. Однако пуще всего она боялась, что девочка решится практическую часть занятий пройти с кем-нибудь из голодранцев-однокашников. Тогда-то ей и был придуман поистине макиавеллиевский план, согласно которому подвыпивший капитан Ван Вейланд остался в ее квартирке наедине с Инночкой, которая согласилась с ним выпить, а потом оказалась такой трогательно-беззащитной, такой девически-наивной, что когда в квартиру ворвалась обезумевшая от горя мать (она всё это время, тщательно прислушиваясь, стояла на лестничной клетке), всё уже было кончено, и бравому капитану в возмещение ущерба и во избежание международного скандала пришлось раскошелиться на восемьсот долларов, каковых как раз хватило на то, чтобы приобрести двухкомнатную квартиру в центре города. Этот способ «потрошения клиентов» показался Лилиане до того привлекательным, что она решилась сделать девочке несложную хирургическую операцию, после которой им удалось повторить этот фокус еще раз. И еще раз. И еще раз. Не обходилось без эксцессов, один швед даже вызвал милицию, так что вскоре кличка «Вечные Тёлки» накрепко прилипла этому семейному тандему. При этом Лилиана и представить себе не могла до какой степени мучают ее дочь постоянное ожидание новых болей и до чего же болезненны для нее моменты физической близости.
На почве постоянных страхов у нее развился вагинизм и неврастения. Еще больше мучили ее боли, которые все чаще и чаще навещали ее вне зависимости от наличия клиентов. Единственное, что до какой-то степени избавляло от них, был «косячок», или «колеса» или «игла», к шестнадцати годам она перепробовала почти все, так что помимо основного заболевания, ее лечили еще и от наркомании. Мама ее прилагала к этому немало усилий.
Поговаривали, что она доставала ей специальные импортные лекарства и даже договорилась с Владимиром Семеновичем на персональный курс массажа (индивидуально оплаченный? – об этом, правда, умалчивали, но говорилось все это таким тоном, что все становило понятным без слов). Больше того, как молния по «даче» разнеслась весть о том, что Куклу хотят перевести в другой диспансер, для нормальных больных. Одни это известие встретили со скрытой завистью, другие – с откровенной злобой.
– Счастливая… – вздохнула Мама.
– Да, как же, тебе бы такое счастье, – ухмыльнулась Щипеня. – Да ты на ее руки-то, на ее локти посмотри, как решето. Сейчас на нее ломка нашла, пусть она помучается. А через неделю-другую выйдет, и все начнется по-старому. «Ну, ничего, мы ее еще проводим под фанфары, красавицу нашу, будет тут еще у нас фиксами сверкать.
– Скажите, а почему Владни… Вланди… – запутавшись Мышка слегка смутилась, но продолжала, – почему он больше с ними не занимается?
– Прежде, чем заниматься с другими, Владиславу Евгеньевичу надо бы самому еще многому подучиться, – с леткой язвительностью заметила Анна Петровна и объявила: – Все, девочки, перерыв окончен. Еще с часик поработаем, а потом – обед. На обед у нас будут… – она выдержала многозначительную паузу, – огурцы из собственного парника. Идемте, нарвем!
– Ур-раа! – завопили девчонки и бросились к парнику.
– Стойте, куда?! – воскликнула, увидев это Марья Михайловны. – А ну – строем! – И гневным взором посмотрела при этом на медсестру, которая, по ее мнению, явно не справлялась с обязанностями воспитателя.
И они пошли строем по три. Тягостная картина, особенно если наблюдать ее со стороны, через несколько рядов сетки и колючей проволоки. Несмотря на то, что сержант Виноградова видела все это уже не в первый раз она неожиданно для самой себя прослезилась.
17
– Добрый вечер, – просто сказала незнакомка. От певучих трелей ее голоса дрогнуло бы самое черствое мужское сердце.
– П-простите, вы, собственно, к кому? – опешил Владик.
В спортивных брюках и майке, в переднике, с мокрыми руками он пошел открывать дверь, полагая, что это вернулась в работы жена. Но к его удивлению на пороге стояла ослепительной красоты женщина в дорогом вечернем туалете, в модный шляпке с вуалеткой, словом, такая, мимо какой ни один мужчина не пройдет, не обернувшись.
– Да к вам же я, к вам, Дядя-Владя, – усмехнулась красавица. – Что, никак не признаете?
– Савельева?! – с изумлением воскликнул Владик, тут же узнав ее по озорной улыбке и глазам, сощурившимся в щелочки. – Таська! Ай да мы!… Да… Тебя в таком наряде… Да ты проходи, проходи, не стесняйся.
Чувствуя себя несколько неловко, Таська переступила порог его маленькой квартирки и повела плечами, чтобы не коснуться сырых стен, на верхней части которых лишаями висела мохнатая селитра.
– Да… – со значением произнесла она, оглядываясь. – Особнячок у вас – люкс!
– Вику обещали поставить на очередь в будущем году, на двухкомнатную, а там – посмотрим, – объяснил Владик.
Поскольку в комнате было неубрано, он провел Таську на кухоньку, усадил за стол, поставил чайник, а сам принялся быстро убирать грязные чашки и тарелки, оставшиеся с завтрака, в раковину.
– Не следит за вами супруга-то ваша благоверная, – с легкой иронией констатировала Таська.
– А когда ей? – Владик пожал плечами. – Утром ей на завод бежать надо, она у меня технолог, вечером – ребенок, так что большая часть домашней работы на мне. Сейчас я тебе свежий чай заварю, будем? – достав сервиз, он сполоснул чашки и блюдца.
– Нет, спасибо, – Таська покачала головой. – Ну, как там наши? Как «дачка»?
– Соскучилась? – усмехнулся Владик. – Ничего, всё как обычно, по-старому. Ты-то как? Рассказывай.
– Как видите, – безмятежно отозвалась Таська.
Владик глянул на нее искоса, отложил чашки, вытер руки полотенцем и сел за стол напротив девушки. Поглядев внимательно на ее одежду и украшения, он с неприятным чувством в дуге констатировал:
– Значит, за старое принялась…
– Нет, за новое. Но это новое – гораздо хуже старого.
– Хуже этого для женщины ничего быть не может. Хуже бесчестной жизни может быть только смерть…
– Ну уж нет, шпалы таскать в оранжевой курточке или кирпичи на морозе класть – куда хуже! – воскликнула Таська. – Или цельную ночь между станками мотаться, а днем – к детям в общагу. Такую вы мне честную жизнь предлагаете?