Лаис Коринфская. Соблазнить неприступного
Шрифт:
Впрочем, общее мнение решило, что Лаис просто ждет подсказки от кого-то из своих многочисленных почитателей.
Однако они были не на шутку разочарованы!
Даже когда из толпы зрителей раздавались эти подсказки, Лаис не обращала на них внимания. А уж ее импровизация вообще не удалась — вышла неуклюжей и нескладной.
— Зазналась девчонка! — перешептывались зрители. — Возомнила себя мечтой всего Коринфа! Что и говорить, она спасла наш храм Афродиты от позора, но ведь это было в прошлом году! Только воин, потерявший в сражении руку или ногу, может жить былыми достижениями. Женщине, которая избрала
Те, кто стоял в передних рядах, откровенно зевали, но, подпираемые сзади толпой, не могли уйти и втихомолку завидовали тем, кто стоял сзади, ибо они уже начали расходиться.
Цветы, принесенные поклонниками самых ярких аулетрид, той же Лаис, Гелиодоры, Мауры, засыхали в корзинах. Рабы отлично чувствовали настроение хозяев и перестали ежеминутно обрызгивать розы прохладной водой. По всему выходило, быть этим цветам выброшенными — или их вручат какой-нибудь там Иантине или Хебе, волею случая оказавшимся звездами этого выпуска. Не пропадать же добру!
Видно было, что происходящее стало пренеприятной неожиданностью не только для зрителей, но и для всех наставниц, которые явно не знали, куда деваться от стыда, и буквально испепеляли взглядами Лаис. Без труда можно было угадать, что на ее голову обрушатся несказанные громы и молнии, лишь только за наставницами и аулетридами сомкнутся храмовые ворота. Перепадет, конечно, и Мауре, и Гелиодоре с Элиссой, когда они объявятся, но в том, что Лаис не останется без хорошей порки, можно было не сомневаться.
Среди откровенно недовольных и даже разозленных зрителей находился, кажется, только один человек, который искренне волновался из-за перемены, происшедшей в Лаис. Это был Клеарх. Он пытался поймать растерянно метавшийся взгляд девушки и угадать, почему она обеспокоена до такой степени, что не может найти ответа на простейшие вопросы. Однако глаза Лаис то и дело застилали слезы, в конце концов она даже перестала их смахивать, и низкие души, обиженные тем, что за свои деньги — а разрешение присутствовать на испытании будущих гетер стоило четыре обола, в два раза дороже, чем посещение театра Диониса или Одеона! — они не получили ничего, заслуживающего внимания, теперь злорадно ухмылялись и даже хохотали, наслаждаясь отчаянием девушки как бесплатным развлечением.
Внезапно Никарета, стоявшая на своем возвышении с надменно-угрюмым выражением жертвы, прикованной к позорному столбу, встрепенулась и насторожилась, явно встревоженная.
И было от чего встревожиться! Сквозь толпу зрителей продвигался архонт, глава города, окруженный десятком общественных рабов-стражников.
Среди общественных рабов можно было насчитать несколько скифов (по примеру Афин, где завели дружину из трехсот скифов-стражников!) но, по большей части, это были самые обычные рабы разных национальностей, взятые в боях и принадлежавшие городским властям. Им была обещана свобода за самоотверженную службу, поэтому они отличались слепой преданностью архонту и ареопагу Коринфа. Они были сильны, проворны и считались поистине выдающимися лучниками. Рассказывали, будто их стрелы заговорены, и даже находились свидетели, уверявшие, будто эти стрелы способны лететь не только прямо, но и заворачивать за угол, а также огибать любую стену, любую, самую причудливую ограду, чтобы отыскать цель. В этом, конечно, было что-то от скифского колдовства…
Двое рабов шли впереди архонта, раздвигая толпу, четверо охраняли его с боков, четверо двигались позади, причем двое из них несли какой-то сверток, обернутый холстиной. С одной стороны свертка наружу торчала прядь черных волос.
Те, мимо кого проносили сверток, отшатывались от него и призывали на помощь богов. Ведь сквозь холстину прорисовывались очертания окоченелого тела, и без особого труда можно было понять, что рабы несут труп.
Архонт, подойдя к ступеням храма, сделал знак Никарете, и та немедленно приказала прекратить испытания и сбежала по ступеням к архонту.
Сейчас было не до соблюдения приличий и обычаев, предписывающих городскому управляющему подниматься к верховной жрице храма Афродиты и первым преклонять перед ней главу!
Что-то случилось… Случилось что-то ужасное!
— Госпожа, с сожалением должен прервать твой праздник, — сказал архонт негромко, но голос его долетел до всех собравшихся, такая вдруг наступила тишина. — Пусть простит меня Афродита, но произошло слишком страшное и прискорбное событие. Убита одна из служительниц богини, одна из твоих аулетрид.
— Кто? — одними губами выговорила Никарета, у которой внезапно сел голос.
— Гелиодора! — раздался вдруг пронзительный крик, и Лаис бросилась к страшному свертку.
Архонт повел глазами — и двое рабов удержали ее. Однако им пришлось приложить для этого немалую силу, так рвалась девушка вперед.
— Откуда же ты знаешь, чье это тело? — воскликнула Маура.
— В самом деле, — удивился архонт, — откуда ты знаешь?
Лаис слабо качнула головой, не в силах вымолвить слова, и слезы хлынули из ее глаз.
— Неужели это и в самом деле Гелиодора? — дрожащим голосом спросила Никарета, и когда архонт кивнул, аулетриды подняли крик, который, впрочем, был немедленно пресечен взмахом руки верховной жрицы и ее суровым окриком:
— Время плача еще не настало! Молчите! Ты сказал, архонт, она была… убита?
Архонт снова кивнул, но на сей раз никто и звука не издал.
Девушки молчали, подавляя свое горе в страхе перед начальницей, а толпа зрителей молчала, потому что была поражена внезапностью разразившейся трагедии — да и, что скрывать, любопытство заставляло всех затаить дыхание и ждать ответа на вопрос, который не был задан, но который витал в воздухе: кто?! Кто совершил страшное злодеяние и покусился на юную аулетриду, на будущую жрицу Афродиты, заведомо подвергнув себя проклятию богини и ненависти всего города, которому теперь угрожала немилость Афродиты — если злодеяние не будет раскрыто, а убийцу не найдут и жестоко не накажут?
В последний раз нечто подобное случилось так давно, что об этом помнили только самые немощные старцы. Тогда убийцу распяли на городской стене.
Что ждет злодея сейчас?
Но прежде, чем решать его судьбу, нужно его найти…
— Как она погибла? — хриплым голосом спросила Никарета, выражая общий вопрос.
— Она была жестоко изнасилована, однако умерла от того, что ее задушили, — ответил архонт, и как ни сдерживали себя люди, ловившие каждое его слово, все они единодушно исторгли вопль возмущения и ужаса.