Лаки бессмертный. Гексалогия

Фирсов Алексей Сергеевич

Лаки задрал голову.

Кучевые облака клубились в небе, заслоняя то и дело солнце-Гамму Ганимеда.

«Отбивная это хорошо, это просто замечательно… сельскохозяйственный самодостаточный мир, говорили… тихо и спокойно. говорили…»

Начиная учебу в универе Сан-Педро под именем Мартина Раски, он и представить себе не мог, во что попадет…

Челнок с корабля Жаклин доставил его и Стефанию на орбитальный комплекс Сабины, когда планета внизу была повернута ночной стороной. Редкие россыпи огней на овальном материке, протянувшемся вдоль экватора планеты, притягивали взгляд.

— Здесь и впрямь нет больших городов. — Заметила

Стефания, стоя у обзорного окна.

— По городам я не скучаю. — Ответил Лаки, останавливаясь рядом и обнимая ее за талию.

Их вещи-два объемистых контейнера были закреплены на платформе.

Они прихватили со собой самое необходимое и как впоследствии оказалось, не прогадали.

Сан-Педро оказался очень провинциальным городом, хотя и носил гордое имя столицы.

Сто тысяч жителей, оперный театр, крытый рынок, помпезное здание вокзала-единственного в городе, да и на планете и два десятка колоколен церквей. По воскресеньям, в начале и конце мессы звон колоколов накрывал город, но к этому быстро привыкли.

Бронзовые, позеленевшие памятники на площадях, вымощенных булыжником. Запах свежего хлеба из уютных булочных и аромат острых приправ к мясным блюдам из распахнутых окон семейных таверн…

Улыбчивые и беззаботные лица.

Стефании и Лаки город понравился с первого взгляда. Здесь было приятно гулять, взявшись за руки. По длинной набережной, вдоль песчаного пляжа, под тенью платанов… А утомившись, сесть с бокалом великолепного красного вина под камышовой крышей, под навесом таверны, куском хрустящей булки подбирать с блюда подливу, которая вкуснее самого мяса, быстренько проглоченного под гитарное бренчание чернявого мариачо в расшитой золотом жилетке…

Еще лучше, вспомнив прежние уроки, скакать на фыркающем коне вдоль полей до родника в зарослях рябины и там валяться на пледе под кустом среди аромата не скошенного луга, целоваться, ощущая вкус острого перчика на губах любимой…

Они сняли квартиру на третьем этаже представительного дома на набережной, с видом на лазурное море и на псевдоготические шпили университета. С понедельника по пятницу учеба и дополнительные занятия. В выходные дни обычно поспать подольше, гулять по городу или за городом, проветривая мозги от мыслей и знаний, накопленных за неделю.

На первом этаже соседнего дома находилось кафе и там они обычно завтракали и ужинали, иногда за столиком прямо на тротуаре. Как за постоянными клиентами для них оставляли столик у окна, с самым лучшим видом. Вид, даже самый красивый, в конце концов, надоедает.

Иногда они посещали оперный театр, в душе посмеиваясь над чопорными и чванливыми донами, восседающими в ложах с гордым видом, как петухи на жердочке при расфуфыренных дамах в бриллиантах и кружевах.

Сабину населяли крестьяне, или пеоны, по местному. Люди, чьи предки на Терре столетиями мечтали о клочке личной земли. На Сабине плодородных земель было сколько угодно. Крестьянский рай оказался вполне возможен? Миллионы нищих арендаторов превратились зажиточных фермеров? Ничего подобного! Землю все получили в равном объеме и еще осталось, но люди не равны уже по факту рождения и потому произошло то же что на Терре. Социальное расслоение. Появились крупные землевладельцы-более хитрые и оборотистые. Более ленивые и уважающие лишнюю стопку текилы людишки бросили свою землю и стали арендаторами и батраками. Через столетие на Сабине появилось сословное общество.

Донам было скучно прозябать в своих гасиендах, и они завели города, там, где обычно проходили крестьянские ярмарки. Понастроили церквей, борделей и ресторанов. Не сами, конечно, а руками послушных пеонов. Социальный эксперимент на Сабине блестяще доказал невозможность крестьянского рая на любой земле и под любым солнцем.

Историю Сабины Лаки изучил позднее. В самом начале, прибыв на планету, он поразился ее архаичному облику. Никакой Морелли не запирал этот мир в клетку собственных представлений о жизни и быте. Все само созрело и выросло. Консервативное общество, в котором слово дона или священника весит больше любых писаных законов, а традициям покорны все, не вникая в их порой абсурдные стороны.

Никаких токи, телефонов портативных здесь не имелось. Не было планетарной сети. Выходили на бумаге три газеты и из них узнавали новости. Визоры и эль-визоры стоили огромных денег и потому доступны были только людям богатым. Единственная радиостанция транслировала только службы в кафедральном соборе, да многочасовые благочестивые наставления священников. Впрочем, у пеонов и радиоприемников то не было.

Университет Сан-Педро основали люди с Терры из Колумбии, те самые — кокаиновые бароны, прославленные в терранских исторических хрониках. Они стали первыми донами и кому-то из них пришла в голову блестящая мысль-легализоваться в виде меценатов и основателей бесплатного учебного заведения — самого демократичного в субсекторе.

И вот в универе было все по последнему слову: компы и визоры, эль-шлемы и гипнообучение, АКРы и хирург-робот. У универа даже была своя электростанция — реактор холодного термояда. Опреснительная установка обеспечивала кампус свежайшей фильтрованной водой. Не все доны с Терры забыли прежнее и переквалифицировались в скотоводов и сеятелей маиса. Коку выращивали на Сабине совершенно свободно, и она являлась важнейшей статьей экспорта с планеты, тем более что наркотики были легализованы эдиктом императора Максимилиана еще три столетия назад.

Цена товара, увы, не та как в золотой век на Терре, чуть дороже, чем текила местного разлива, если считать по весу. Зато очень много зелья потреблялось на месте, на планете.

Клиника в Сан-Педро, что работала при медицинской факультете универа, успешно лечила наркоманов от зависимости, и они превращались в мрачных и скучных завсегдатаев баров. Потом они лечились от алкоголизма и переходили на кокаин и так по кругу. Клиника получала хорошие деньги от своих клиентов и была куда более выгодным предприятием, чем кокаиновые лаборатории дона Корвальо в пригороде.

Мягкий климат, вечное лето, обилие влаги и плодородные почвы. На Сабине росло все и быстро. Любой пеон-батрак, копаясь в своем огороде кое-как, вполне мог обеспечить едой семью. Если бы задумался о контрацепции. Но в мозги, промываемые кокаином и текилой, не вмещали идею контрацепции. Потому детей в семьях пеонов было по-прежнему много и прокормить их, копаясь в огороде оказалось невозможно. Бормоча проклятия и одновременно молитвы Святой деве Гваделупской, пеон тащился в гасиенду к дону, чтобы заработать пару песо и мешок кукурузы для своей семейки. Песо пропивались в кабаке, который обычно принадлежал тому же дону, а мешок с едой приносился домой. Крикливые и вечно беременные жены не давали мужьям расслабиться. Ссоры переходили в драки и чаще женщины лупили своих мужей, чем наоборот.