Лакомые кусочки
Шрифт:
Вновь пришла зима. Медведь не смел и носа казать в избушку, хотя частенько маячил на полянке перед домиком, особенно в ясную погоду. Затем он снова исчез — видимо, где-то залег в спячку. Несколько холодных месяцев прошли без хлопот и треволнений. Лиге дышалось легче, да и Бранза чувствовала себя не так стесненно. Белый пушистый снег укрывал избушку, за стенами которой в любви и согласии, покойно и уютно, точно близнецы в утробе, коротали зиму мать и дочь.
Бранза более или менее забыла о Медведе, и когда весенним днем впервые вышла погулять в лес, вообще не думала о нем и его сородичах. Вскоре, однако, девушка случайно наткнулась на медведя — нового, незнакомого, поменьше прежних. Зверь стоял в ручье и охотился на лосося. Первое, что подумала Бранза: откуда он взялся? Из того же места, что и первые два? Затем ее посетила смутная надежда: а вдруг вместе с этим животным из мира медведей и карликов вернулась и Эдда? Может, она где-то поблизости?
Медведь поймал крупного лосося, перешел ручей и, усевшись почти у ног Бранзы, начал поедать добычу. Судя по его виду, он не хотел ничего иного, кроме как насытиться. Когда он оторвался от еды и поднял голову, его темные глаза ничего не выражали, и Бранза поняла, что перед ней просто дикое животное, вроде тех многочисленных птиц, кроликов и оленей, о которых она привыкла заботиться.
— Доброе утро, дружок, — промурлыкала она и потрепала зверя по холке, однако он невозмутимо продолжал свою трапезу.
Медведь разделался с одной стороной рыбы и уже перевернул ее, чтобы приступить ко второй половине, но тут за спиной Бранзы раздался шум, который заставил его отвлечься и поднять морду. Между деревьями стоял еще один медведь, тот самый, которого Бранза не видела еще с сумрачной поздней осени. В его движениях появилась какая-то медлительность, угловатость, но гораздо больше девушку изумило иное — по ее спине пробежали мурашки, как много лет назад, когда она впервые увидела карлика, — то, насколько второй Медведь отличается от новичка. Бранза вновь поразилась разумному, осмысленному выражению глаз своего старого знакомого; от него опасно веяло неизвестностью, тогда как все прочие живые существа, которых она знала — конечно, за исключением Эдды и Лиги, — были абсолютно предсказуемы. В следующий миг Бранзу осенило: молодое животное — это самка, и второй Медведь хочет с ней спариться.
Он заковылял по направлению к ним. Медведица недовольно фыркнула, бухнулась в воду и перебралась на другой берег. Бранза услышала плеск, но не обернулась, так как Медведь, еще не отошедший от зимней спячки, с тяжелой дурной головой и мутными глазами, бежал прямо на нее, угрожающе оскалив зубы. Именно этими острыми клыками он разорвал на части карлика. Неужели Медведь собирается напасть?
Не веря своим глазам, она сидела и смотрела на надвигающуюся смерть; ни одно дикое животное доселе не источало по отношению к ней такой враждебности. Бранза еще никогда не ощущала себя столь хрупкой и уязвимой; казалось, ее душа уже не имеет значения, и вся она — просто большой кусок пищи.
В самый последний момент в глазах Медведя вдруг сверкнуло узнавание. Зверь резко замедлил бег, едва не споткнувшись, и растерянно плюхнулся на зад, обдав Бранзу облаком отвратительной вони изо рта, в котором остатки еды гнили целую зиму.
— Медведь! — негромко обратилась она к животному. Сердце Бранзы бешено колотилось, голос дрожал. — Что ты задумал?
Зверь мотнул головой. Задрал нос выше, учуял то, что искал, поднялся и двинулся на запах. Он двигался так уверенно, что Бранза почти видела в воздухе переплетающиеся серебристые струйки, следуя за которыми Медведь, словно зачарованный, вошел в воду и неуклюже зашлепал к противоположному берегу. На середине ручья он остановился и издал рык — полуутвердительный, полувопросительный, — а затем быстро преодолел водную преграду, вылез на другом берегу, тряхнул массивной черной спиной и скрылся в лесу. Ничто больше не напоминало о двух случайных встречах, разве что недоеденный лосось да громкий стук сердца Бранзы, жаркая пульсация крови в висках и кончиках пальцев.
Бранза поспешила домой. Смятение мешало ясно осознать опасность, которой она чудом избежала, и сейчас ей хотелось просто вернуться в избушку, к покою и уюту, к доброй Ма, хлопочущей по хозяйству, к ежедневным заботам и привычному окружению животных и птиц.
Дома она успокоилась, а ночью опять услыхала медвежий рык. В голосе зверя было что-то такое тоскливое и горестное, отчего Бранза до рассвета лежала с открытыми глазами и прислушивалась.
Утром она сказала матери:
— Медведь опять объявился. Ты не слышала его ночью?
— Нет, я спала. А что, он бродил вокруг дома?
— Да нет, где-то в холмах. Думаю, надо сходить поискать его.
— Вот как? — Лига разнежилась на солнышке, но теперь снова взялась за работу: придирчиво осмотрела вышивку, прикидывая, откуда начать. — По-моему, лучше подождать, пока он научится хорошим манерам.
— Может, и так.
Бранза все же отправилась в лес. В последующие дни она много ходила, надеясь встретить обоих медведей, однако выяснилось, что животные ушли далеко. Позже Бранза нашла тот холм, где Медведь настойчиво ухаживал за своей подругой, но, чтобы добраться до этого места, ей понадобилось бы отправиться в дорогу на рассвете, притом домой она в лучшем случае вернулась бы с наступлением темноты.
В тот день, когда девушка осуществила свое намерение, она сразу же пожалела об этом. Добравшись до холма, она увидела, как на вершине, в густой траве Медведь пытается покрыть молодую самку. Проделав долгий путь, Бранза решила, что должна остаться: ею овладела странная смесь веселости и отвращения, подкрепленная обычным здоровым интересом к особенностям поведения животных. Итак, она просто не могла пропустить редкое зрелище.
Как правило, совокупление медведей происходит быстро и небрежно, однако на этот раз все было иначе. Медведь почти целый час терзал самку, тычась в нее сзади и заставляя прижиматься брюхом к залитой солнцем траве. Бранза тихонько наблюдала: нравится ли медведице совокупление или она терпит боль? Звуки, что она издает, — свидетельства удовольствия или протеста? Самец, взгромоздившись лапами ей на плечи, казалось, даже не замечал подруги и просто делал свое дело с невыразимо серьезным и глупым выражением на морде.
Наконец по его телу волнами пробежала дрожь, медведица хрипло сердито рыкнула и уткнула морду в траву, в луговые цветы — белые, лиловые, желтые. Медведь еще немного полежал на ней, словно на согретом солнечными лучами валуне, затем резко поднялся и вынул из нее свой член, на удивление тонкий, длинный и вялый, еще больше поникший на свежем весеннем ветерке.
Должно быть, Бранза хихикнула или издала короткий возглас, поскольку Медведь немедленно оглянулся и заметил ее. Его морда тотчас приобрела самое осмысленное выражение. Он горой возвышался над распростертой на земле медведицей, а его член опять напрягся и залоснился; на нем заблестели капельки влаги, излившейся из лона самки. В темной мохнатой глубине живота и чресел Медведя его пенис, казалось, излучал бледное свечение.
Зверь заговорил, и хотя речь его была лишена слов, Бранза все поняла. Медведь торжествовал победу, упивался триумфом самца и радостью, что девушка стала свидетельницей совокупления. Он двинулся по направлению к ней, с этой нелепой штукой, болтающейся между бедер, явно намереваясь обойтись с Бранзой точно так же, как только что со своей партнершей.
Однако Бранзы уже и след простыл. В ушах свистел ветер, перед глазами мелькали деревья; кочки и узловатые корни, мох и камни под ногами не мешали ей, лишь подгоняли вперед. Девушка кубарем скатилась вниз по холму и бежала, бежала, пока рычание Медведя и хруст ломаемых им сучьев не стихли.