Ламбада, или Все для победы
Шрифт:
Оставаясь на станции вместе с дюжиной членов экипажа и группой техобеспечения, Сластев вынужден был со стороны - из близкого далека следить за ходом Проверки, мысленно проклиная Эксперимент, которому пошел уже сорок пятый год.
Все началось в тысяча девятьсот сорок девятом. Автоматический корабль-приемник Галактической Лиги Миротворцев после долгих десятилетий субсветового полета достиг окрестностей Земли и, задействовав программу "Приход", с помощью подпространственного передатчика материи обрел экипаж. Тот, в свою очередь, из доставленных узлов и деталей вскоре смонтировал орбитальную исследовательскую станцию.
В СССР как раз в это время покатился новый вал репрессий: "ленинградское
Миротворцев охватил ужас. Но, будучи миротворцами по своей морали, по образу мышления, а не только по целям, они не могли грубо и зримо вмешаться в это безумие. Потому и был использован уже опробованный на ряде планет прием - компромисс на базе Особого Договора: "поэтапное снижение кровавости режимов и прекращение войн в обмен на регенератор (так называемый эликсир бессмертия) для правящей верхушки".
Вводить эликсир в человеческий организм следует не реже одного раза в одиннадцать лет. В каждую Проверку Галактическая Лига должна удостовериться, что другой стороной достигнут очередной плановый рубеж гуманизации и миротворчества. И только тогда в Кремль под усиленной охраной доставляли заветные инъекторы.
Конечно, на планете работали наблюдатели и постоянные представители Галактической Лиги во главе с Хай-би-бо, но проку от них было мало. Наблюдатели (то есть разведчики) рано или поздно вступали в конфликт со службой безопасности. И какой объективности можно ждать от партизан-подпольщиков? Постпреды (то есть послы), напротив, попадали в зависимость от властей, а то и вовсе вступали с ними в сговор. Так что в любом случае Генеральная проверка - необходимое звено миротворческого ритуала, его высшая точка.
По мнению Сластева, Советская страна и через сорок четыре года по-прежнему оставалась огромным концлагерем, средоточием тихого террора, удушающего, всеобъемлющего страха, который калечит и убивает людей ничуть не хуже физических пыток и казней. Георгий Сергеевич уже давно считал: Миротворцы попались в собственный капкан. Они придумали правила игры, но гениальный интриган Дядюшка Джо играет в нее гораздо лучше. Они ищут преступления, подпадающие под статьи Договора, а Сталин никого не уничтожает (во всяком случае, его пока не удается поймать). Тюремного надзирателя, например, за убийство заключенного ждет самое страшное наказание - лишение всех прав состояния на три поколения вперед.
А в мировом масштабе крови меньше не стало. Как и раньше, разгораются локальные войны, вспыхивают мятежи, тлеют бесконечные партизанские войны. Хуже другое - социальный прогресс застопорился. Политическая ситуация на Земле не меняется с того самого сорок девятого года.
Однажды в разговоре со знакомым ксенопсихологом Сластев сказал в сердцах:
– Чтобы прекратить Эксперимент, я готов спровоцировать ИХ на убийство.
– Вы с ума сошли!
– воскликнул собеседник в непритворном ужасе.
Георгий Сергеевич действительно был готов на все, да только бодливой корове бог рогов не дает...
15
Сначала в районе объявилась фольклорная экспедиция из Сталинодарского университета. Возглавлял ее плотный широкоплечий профессор с мрачным взглядом, круглой бритой головой и презрительно сжатой полоской губ. Похож он был не на кабинетного ученого или непоседу экспедиционера, а скорее на начальника отдела кадров. Впрочем, сам он исследований не проводил, а только решал оргвопросы. И отдадим ему должное, экспедиция ни в чем не нуждалась.
Надо сказать, Аль-Башдык, Казанрет и Хекран всегда отличались от соседних аулов. Только их обитатели, избежав депортации в страшном сорок четвертом, не покусились на опустевшие плодородные земли на равнине. Здешние бойцы геройски бились с фашистами, да и во времена покорения Кавказа они сражались достойно. Тридцать лет отбивали они атаки русской армии, потеряв почти всех мужчин. И лишь под угрозой полного истребления согласились замириться с Россией, выставив при этом целый ряд условий почетной сдачи. Однако несколько родов так и не смогли смирить гордыню, ушли через перевал и в конце концов обосновались на чужбине - то ли под Халебом, то ли под Диярбакыром.
Старинный уклад здешней жизни действительно был крайне интересен ученым - этнографам и фольклористам. Несколько экспедиций уже побывали тут в советское время, но такой, как эта, никогда не бывало. Умные улыбчивые студенты оказались все как на подбор: в плечах косая сажень, рост под два метра и более, глаза ясные, рукопожатие железное. Они были полны уверенности в себе - ни грана той интеллигентской застенчивости, что нередко отличает ученых мужей и сразу замечается здесь, в горах.
Парни на удивление хорошо знали кызылганский и горный диалекты, дотошно расспрашивали аксакалов о былом, о. здешнем житье-бытье: кто от кого произошел, как чьего сына звали и почему такой-то уехал в долину. Их не больно-то волновали горские песни, свадебный ритуал с символическим похищением невесты, праздник сбора винограда или соревнования ашугов, зато очень интересовала совершенно конкретная информация о сегодняшней жизни аулов: семейная хроника, случаи из жизни, характеры, привычки людей. При этом чужаки были вежливы, щедры на комплименты, охотно делились со стариками сухпайками и столичными деликатесами. Горцы, в свою очередь, расстарались для гостей на славу: зарезали двух баранов, наготовили плова, принесли самодельного вина и овечьего сыра...
Шло время, активность гостей продолжала расти. Несколько самых уважаемых аксакалов из трех горных аулов собрались, чтобы обсудить происходящие события. Старики посидели, поговорили обо всем не спеша и наконец порешили: "Поить, кормить, привечать, но приезжим больше ничего не говорить. Боязно за свой народ. Непонятно отчего, но боязно".
Для экспедиции наступили трудные дни. Сначала студенты уговаривали, даже подначивали враз замолчавших горцев, потом начали злиться, но еще сдерживались, уверяли всех и каждого, что их научная карьера, судьба и, можно сказать, вся жизнь теперь пойдет прахом. Многим их было искренне жаль, да и какие уж тут особые тайны, но запрет есть запрет. Затем студенты стали мрачными. Глядя на аксакалов, они укоризненно качали головами. Умный понял: власти будут недовольны. Кое-кто перепугался и готов был все выложить - от греха подальше, но запрет есть запрет...
Наконец экспедиция вернулась в Сталинодар. Уезжая, начальник смотрел на местных словно в прорезь прицела, а у студентов лица были чернее ночи. Убыв, они оставили после себя непонятную тревогу и ощущение, что этим все не кончится. Вскоре последовало продолжение. В район прибыла следственная комиссия из столицы автономии. Якобы по делу о краже большой партии золота в Якутии, след которой привел в здешние края.
На допросы в райцентр тягали каждого третьего мужчину. Допросы были длиннющие, порой многодневные. Следователи расспрашивали обо всем, ловили на неточностях, угрожали и заставляли повторять все сначала. Их интересовали абсолютно все события в этих местах за последние сорок лет. И попробуй им не ответь... Только о золоте следователи почему-то и не заикались.