Ландо
Шрифт:
– Как твой отец?
– Отец? Никогда не слышал ничего подобного.
Тинкер указал на узел, который я завязал на веревке.
– Хороший тугой узел. Отец научил тебя этому?
– Конечно. Называется беседочный узел. Он научил меня завязывать узлы, прежде чем писать. Двойной, беседочный, корабельный – я знаю все виды узлов.
– Морских узлов, – уточнил Тинкер.
– Думаю, что не только моряки умеют завязывать узлы.
Кроме мешка кукурузной муки, старого сундука, где хранились вещи моей матери,
В сундуке хранилась небольшая шкатулка – восемь дюймов в длину и четыре в ширину, – сделанная из тикового дерева. В ней мать держала семейные бумаги и кое-какие безделушки, имевшие для нее какую-то ценность.
«Баллард» – старое, никуда негодное ружье, с ним нечего делать на Западе. Поэтому я решил обменять его сразу, как только продам мельницу, или же при первом удобном случае. Если я встречусь с бандитами или дикими индейцами, то мне нужно новое, настоящее ружье.
Сейчас Тинкер сидел у костра и курил. Наконец огонек его трубки погас, и он произнес:
– Мы отправимся на рассвете. Устраивает?
Мне предложение понравилось. Наступил рассвет, и мы спустились с гор в последний раз.
По дороге я остановился и оглянулся. Горные вершины окутывал легкий туман, скрывая от глаз мою хижину. Я знал, что она там, за деревьями, и понял, что никогда больше не увижу ни ее, ни могилу матери, которую отец вырыл под высокой сосной. Какая-то важная часть моей жизни осталась позади. Наверное, и мой отец думал так же, покидая этот край.
Мы миновали последний поворот, и мои горы исчезли из виду. Перед нами лежал Кроссинг, и я бросил последний взгляд на место, где родился.
Глава 2
Накрапывал мелкий дождь, когда мы прибыли в Кроссинг. Там я сторговался с хозяином лавки, уступив ему дробилку для кукурузы за одноглазую, с больными ногами кобылу.
Ни один человек на Западе не сможет разбогатеть, не прикладывая к этому усилий. Я собирался стать богатым и составил план. Каждый, кто хочет преуспеть, рассудил я, должен прежде всего заботиться о приросте. Пусть моя кобыла принесет жеребенка. Но сначала ее надо подкормить. Я огородил место на лугу и выпустил там мою красотку.
Тинкер возмутился моим поступком.
– Хвастался, что умеешь торговать, – негодовал он. – Ну и что ты будешь теперь делать с этой больной, одноглазой клячей?
Что касается меня, то я просто улыбнулся в ответ. Уже давно я мечтал заполучить эту кобылу.
– Ты слышал когда-нибудь о Хайленд Бэй?
– О той легендарной беговой лошади? В горах только о ней и говорили. Но она сломала ногу, и ее пристрелили.
– Семь или восемь лет назад Хайленд Бэй могла обогнать любого коня в наших местах и много раз побеждала на скачках в долине.
– Ну, помню.
– Как-то Хайленд Бэй вырвалась и убежала на соседнее пастбище. Обычный низкорослый конь, учуяв ее, сломал забор и бросился за ней.
– Уж не думаешь ли ты, что твоя, ничего не стоящая кляча и есть ее жеребенок?
– Уверен в этом. Фактически я присутствовал при ее рождении. Старый Хейвуд, владелец Хайленд Бэй, был настолько глуп, что подарил жеребенка своему работнику.
Тинкер задумчиво посмотрел на меня.
– Итак, ты взял эту одноглазую тварь только потому, что считаешь ее жеребенком Хайленд Бэй? И что ты теперь собираешься делать?
– Я слышал, что индейцы и мексиканцы держат сильных лошадей для скачек. У меня будет мул, который по резвости превзойдет любую лошадь.
– И ты надеешься на свою кобылу? – усмехнулся Тинкер.
– На ее потомство, – сказал я. – Если найти хорошего производителя, то можно получить отличного мула.
Мы сидели на берегу, наблюдая за кобылой, пасущейся на зеленом лугу, и, помолчав немного, я добавил:
– Должник обязан так или иначе расплатиться! Не знаешь, где Кэфри держит своего племенного осла?
Мой приятель ничего не ответил и после недолгой паузы произнес:
– Никогда еще мулы не участвовали в скачках.
– Тинкер, если кто-то устраивает скачки, то кто-то другой делает ставки. Например, здесь, в горах, готовы поставить хоть на корову, – учти, многие мулы бегут гораздо быстрее, чем лошадь, хотя мало кто верит в это. Но я сам видел. К тому же те единицы знатоков, которые знают толк в мулах, рассказывали мне.
Осел Кэфри считался производителем самых лучших мулов. Он был настолько силен, что мог убить жеребенка или человека. До наступления темноты мы спрятались в густых зарослях кизила и ивы, как раз напротив пастбища Кэфри.
По пастбищу гулял ветер, и время от времени осел чуял запах кобылы. Не имея возможности приблизиться к ней, он носился, вскидывая голову, озирался по сторонам.
– Хорошо, что мы остановились в этой деревне. Пока все идет по плану. Отправляйся к тропе. Когда кобыла будет готова, мы сможем легко заполучить осла.
– Ты, оказывается, более ловкий, чем я думал, – сказал Тинкер.
Потом мы сидели молча, били москитов и дожидались полной темноты. В кустах пели сверчки, а в воздухе разливался аромат свежескошенного сена.
Наблюдая за огнями большого белого дома, который Кэфри построил два года назад, я подумал, как должно быть красиво и уютно там внутри, за занавесками. Обзаведусь ли я когда-нибудь таким же домом? Будут ли окружать меня любящие люди? Или же я обречен сидеть в темноте и наблюдать неизвестно за кем?
Кэфри ловко распорядился деньгами отца. Он завладел ими, когда золото поднялось в цене. Потом со свойственной ему хитростью хорошо нажился в послевоенные годы. Теперь он стал одним из самых богатых людей в округе.