Lapides vitae. Изумруд Меркурия
Шрифт:
– Ага, знаем – пальмы, море, песок… – я поджал губы, стараясь не злиться на то, что после получасового игнорирования Инга была готова говорить очень долго.
– Именно. Но, вот посадочной полосы там нет, – хмыкнул Димитрий.
– В смысле?! – мои глаза округлились. – Если ее там нет, как приземлится самолет?!
– Не бойся, а дослушай, – Инга положила руку мне на колено, как бы успокаивая. – Мы прилетаем на Президентский остров, а потом сразу пересаживаемся на новейший корабль серии "D.SIX" и плывем на Поррод.
Она сказала это так, будто перелеты и плавания – повседневные вещи. Хотя, наверное, для них так и есть.
– И
– Минут сорок, не больше, – Димитрий откинулся на спинку кресла. – А плыть потом и того меньше. Корабль нам достался быстрый.
Неожиданно он выпрямился и приложил пальцы к уху. Точнее к наушнику, который я сначала не рассмотрел. Выслушав то, что ему сказали, мужчина повернулся к нам.
– Самолет выводят на другую линию. – Он посмотрел на Ингу. – Займет несколько минут, во время которых будет сильно трясти, – это уже было обращение ко мне.
– Что случилось? – спросила женщина, потуже затянув ремень.
– На нашей линии сейчас сильнейший ураган. Возможно, даже нарушения магнитных полей… В общем, перестраиваемся на линию России. Лететь будем минут на двадцать – тридцать больше, – пояснил Димитрий.
Охранник тоже стянул ремни и закрыл глаза.
– Вообще, летать мне нравится меньше, чем плавать, – неожиданно спокойно произнес он.
А потом мне стало казаться, что Димитрий умер. Нет, правда. Когда началась тряска (а это, наверное, пренеприятнейшее, что есть в полетах), все мои органы стали биться друг об друга так, что я постоянно морщился и сжимал зубы, чтобы они не сломались от стука. Инга вцепилась в кресло так, что, казалось, кожа на подлокотниках лопнет, и чуть заметно шевелила губами, при этом глаза ее бегали туда-сюда. Димитрий же сидел с каменным выражением лица, а мышцы шеи не были напряжены. Когда же все закончилось, он открыл глаза и как ни в чем небывало, спросил:
– Ну, как полет? – он улыбнулся, и от его оптимизма мне стало еще дурнее.
Мы приземлились через час. Шасси коснулось посадочной полосы, отчего произошел легкий толчок. Ещё минута передвижения по асфальтированной дорожке, и самолет остановился. Но после посадки охранники сказали сидеть на месте еще около десяти минут, говоря что-то о «непривычке к полетам и возможном головокружении», а потом стали почти выталкивать меня, говоря поторапливаться, иначе – опоздаем.
Посадочная полоса Президентского острова представляла собой пышущую тропическим жаром асфальтированную площадку, окруженную экзотическими деревьями. Шириной в тридцать – сорок метров она заканчивалась у самого моря метрах в ста от нас.
Далеко на острове светился красным, отражая лучи заходящего солнца, Президентский дворец. Стояла невыносимая жара, несмотря на вечерний час. С каждой минутой тени все больше удлинялись, а листья пальм превращались в огненные языки, впитывая солнечный свет.
Я вспомнил о доме, о том, как мы с родителями иногда сидели на балконе и любовались на заходящее солнце. Обзор в такие минуты ничто не загораживало: деревья находились внизу, а транспортные линии перекрывались в восемь вечера, – потому мы спокойно любовались небом (солнцем – никогда, потому что увидеть его с нашего балкона в вечернее время – нереально). Мое сердце сжалось. Такие моменты бывали редко, но как же мы все были счастливы. А что теперь? Смогут ли родители простить мой побег?
«Не стоит об этом сейчас, – постарался успокоить себя. – Не время. Держи себя в руках».
– Димитрий, – обратился я к охраннику дрожащим голосом, когда мы почти бежали к пристани. – Который час?
Мужчина встал как вкопанный, посмотрел на запястье и нажал на браслете кнопку. В воздухе появились два циферблата, которые показывали разное время.
– В Москве – половина третьего дня. Здесь – половина девятого вечера, – ответил охранник.
– Ого, – только и сказал я, думая о шестичасовой разнице. – Серьезные различия…
Волны с тихим шуршанием облизывали песок, унося с каждым разом обратно частичку суши. Солнце делало их похожими на беззубые челюсти старика – красные десны с пенкой слюны.
Мы двигались по аллее, дорожки которой были усыпаны гравием и огорожены низкими заборчиками, отделяющими с одной стороны от песчаного пляжа, а с другой – от темных наступающих джунглей.
«Красиво тут… Только великие люди могли создать остров из ничего, да еще такой прекрасный. Жаль, что родители этого не видят. – Я встрепенулся и закричал на себя мысленно. – Опять начал?!»
Мы поднялись на палубу небольшого лайнера и сели на диванчики в просторной каюте. Стены здесь были обиты деревянными панелями, а пол застелен толстым ковром светло-коричневого цвета.
Димитрий подошел к шкафу, стоящему возле стены и достал из него бутылки с водой. Он подал по одной нам с Ингой и, сев на диван, несколькими глотками почти опустошил свою.
Прохладная вода была сейчас как нельзя кстати.
– А почему мы никуда не плывем? – спросил я, утолив жажду.
Ответом мне стала открывшаяся дверь каюты, в которую вошел долговязый мужчина в синем костюме. За ним появилась девушка-азиатка лет шестнадцати. Длинные с одной стороны, но короткие с другой черные волосы, острый нос и тонкие губы. Одета она была в серые просторные штаны, оголяющие щиколотки, и легкую кофту сине-зеленой расцветки. Девушка бросила взгляд карих (на мгновение наши взоры встретились) глаз вокруг и села на кресло с другой стороны каюты. Сразу за ней шла женщина в сером костюме. На плече у нее лежали каштановые волосы, заплетенные в толстую косу. Она кивнула моим сопровождающим и заняла место рядом с «подопечной».
Азиатка воткнула наушники и, закрыв глаза, откинулась на спинку кресла, чуть покачивая головой в такт играющей мелодии.
Увидеть сейчас человека, который так же прошел отбор на обучение в ОНИ, было неожиданно.
– А это… – я посмотрел на азиатку, как бы говоря охраннику: «Познакомь нас».
– Ученица. – «Как будто это не понятно». – Не помню, на какой профиль она…
– А если спросить?
– Вряд ли она понимает русский, а ты – китайский, – неуверенно пробормотал мужчина, посмотрев на меня так, будто я, опровергну его слова.
– А на общем? – Поймав себя на том, что все еще смотрю на девушку, отвернулся. – Общий-то она знает?
– Сейчас спрошу, – Димитрий ухмыльнулся и повысил голос, обращаясь к сопровождающим китаянки: – Эми, Янь Сяоцзе понимает общий язык? – он спросил это на общем, хотя слова «Сяоцзе» я не знал.
«Может быть, имя?»
Эми аккуратно тронула китаянку за плечо и спросила что-то на не понятном мне языке.
Девушка лишь коротко качнула головой и снова погрузилась в музыку, а Эми повторила «нет» азиатки на общем, а Димитрий передал это мне уже по-русски.